Современные проблемы каноники и экклезиологии в Русской православной церкви - [45]
Симпатизируя стороне, ограничившей состав собора епископами, проф. Цыпин приглашает в единомышленники прот. Георгия Флоровского: «У защитников широкого состава Собора было не очень точное понимание природы Церкви, какая-то почти конституционная схема ее устройства»[37]. Корректируя мысль Флоровского в пользу собственной позиции, проф. Цыпин опускает вторую половину его фразы, в которой Флоровский восстанавливает объективность: «Но и у возражавших не хватало широкого церковного кругозора и было слишком много горечи и недоверия…»[38].
Проф. Цыпин некорректно использует цитату, искажая мысль прот. Г. Флоровского. «…На греческом эти два понятия, – соборность и собор, выражаются разными словами… значит, и догматически это совершенно разные понятия»[39]. Профессор берется за неблагодарную задачу показать, что в Церкви осуществляется власть епископов, актуализирующаяся на соборах, в богослужении и управлении. Он настаивает на составе собора, в котором может прозвучать только голос епископов. Принципиальная ошибка профессора заключается в подмене воли Церкви властью епископов. «Деяния св. апостолов» не отождествляют волю апостолов с Волей Божьей, но связывают союзом «и»: «угодно Святому Духу и нам» (Деян 15:28). Определение, вынесенное на Апостольском соборе, богодухновенно, ибо выражает Волю Божью. Оно соединило Волю Божью с волей человеческой, свидетельствующей о Воле Божьей. Собор есть собрание, принявшее богодухновенные определения. Не все соборы в своих определениях выражали Волю Божью. Был и Ефесский собор 449 г., сохранившийся в исторической памяти как «разбойничий»: воля епископов не выразила волю Божью, и Церковь его отвергла. В подобном положении оказались Архиерейский собор 1961 г. и Поместный собор 1971 г. Их решения о самоустранении иерархии от управления церковным имуществом, принятые вопреки правилам Вселенской Церкви (Апост 38 и 41; Седм 11 и 12; Феоф 10), не отменены. Последующие соборы проигнорировали их, «яко не бывшие», и приняли противоположные решения, соответствующие Вселенским канонам.
Защищая состав Собора, ограниченный епископатом, профессор находит канонический аргумент: «все без исключения каноны, в которых речь идет о составе соборов, неизменно говорят о епископах как об их полноправных членах…»[40]. Ретроспективный аргумент, проецирующий на древние соборы наше секулярное сознание.
Ни в одном из перечисленных канонов не «идет речь о составе соборов», не указывается статус «полноправных членов», участников, наблюдателей, экспертов и проч. Каноны собирают епископов, понуждают «приходить благовременно», укоряют за «небрежение», определяют периодичность и место собраний, но не «ведут речь о составе соборов». Из нашего «далека» мы различаем собрания по статусу: вселенские, поместные и архиерейские; епархиальные и приходские; отличаем синоды святейшие от священных, от церковного суда и проч. В те времена не было жесткой дифференциации. Они могли иметь разный состав, но единую екклезиологическую природу и общий статус – «собор».
Профессор причисляет автора книги «Догмат о Церкви» к «сторонникам равноправного с епископами участия клира и мирян в Поместном Соборе», напрасно приписывая автору желание устроить церковное управление так, чтобы его участниками были представители клириков и мирян, наделенные властными полномочиями.
Автор возражает:
Клирики и миряне не обязательно должны заседать или участвовать в принятии решений. <…> Решения всегда остаются за епископами. Своим участием на Соборе клир и миряне выражают «Аминь» церковной полноты. Эту полноту Символ Веры именует соборностью Церкви. Решения Архиерейского собора выражают только единство Церкви. Решения Поместного Собора выражают оба симметричных признака святой Церкви: единство и соборность. Рецепция соборной полноты сообщает решениям Поместного Собора высший канонический авторитет[41].
Выбор между благодатью, правом и волей епископа выражает возможность трех разных порядков жизни. Один имеет церковное обоснование. Два других представляют воцерковление безблагодатных начал, которые не обоснованы в Церкви.
1. Крещение и хиротония сообщают неизгладимую благодать, пребывающую в нас и действующую в Церкви: «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Пет 2:9). Этот порядок церковной жизни не вписывается в доклад проф. Цыпина, словно его речь не о церкви, а об одной из бюрократических систем, организующих социальный быт.
2. Право, определенное канонами и Уставом, имеет общепризнанное значение. Признавая в церкви «властные учреждения»; «архиереев, имеющих полноту юрисдикции в епархиях», как «носителей власти», профессор допускает участие мирян в церковной жизни лишь по благословению епископа. Рассуждая о правах, профессор делит народ Божий на «сословие архиереев», имеющих право и власть и «сословие белого духовенства и мирян, неуместно предъявляющих мнимые права» и подтверждает свою позицию ссылкой на апостола Павла: «Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова» (Еф 4:7). «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же» (1 Кор 12:4–5). Харизматические дары нельзя подменять церковным правом.
