Современные польские повести - [24]

Телефоны беспрерывно звонят в кабинетах Штауффенберга и Фромма. Штауффенберг мечется между ними, хватает трубки. Если это кто-нибудь из участников заговора — отдает короткие распоряжения, если чужой — убеждает, даже грозит.

— Алло! Что с училищем в Крампнице? Берите его и оцепляйте правительственный квартал. Да, в соответствии с планом. Бога ради, не тяните!

— Что, сообщение по радио? Обман — от первого до последнего слова. Ведь известно же о попытке СС совершить государственный переворот. Они вынуждены так говорить. Не верьте и разъясните другим. Честь имею.

— Кто? Генерала Фромма нет. Говорит начальник штаба полковник фон Штауффенберг. Вы получили сигнал «Валькирии». У вас есть инструкция, как поступать в таком случае. Никаких изменений, никаких исключений. Нет, генерала Фромма нет и в ближайшее время не будет. Не знаю. До свидания.

— Что в Берлине? В самом Берлине все идет нормально. Сигнал передан ввиду возможных волнений, но в Берлине царит полнейшее спокойствие. Это в ставке фюрера было покушение. Да, фюрер убит. Ах, Кейтель… Кейтель, как всегда, лжет. Выполняйте инструкции. Честь имею.

Ввиду того что запросы учащаются, он приказывает передать опровержение официального коммюнике, еще раз сообщив, что Гитлер мертв, и потребовав выполнения поступающих приказов.

Ольбрихт не предавался столь лихорадочной активности, он выкроил минуту, чтобы сосредоточиться, и пришел к выводу, что после сообщения по радио людям будет мало заверений относительно смерти фюрера. Он собирает своих офицеров. Их около сорока. Ему не очень-то ясно, о чем с ними толковать, и он говорит, что шаги, предпринятые на Бендлерштрассе, необходимы, если учесть положение, в котором очутился рейх. Что обстановка не ясна, но вот-вот прояснится.

Потом Геппнер призывал офицеров не покладая рук помогать фронту. Оба генерала, не имея возможности говорить прямо и побаиваясь выложить подлинные аргументы, говорили обиняками, прибегали к фразам о взаимном доверии, озабоченности судьбой солдат, сражающихся на фронте.

Результат обеих речей был прямо противоположен намерениям ораторов. Заговорщиков они не вдохновили, непосвященных ни во что не посвятили, сомневающихся не убедили. Люди разошлись, разделились на группки, стали перешептываться в укромных уголках. И там договаривалось то, что не было досказано до конца на встрече с генералами.

Штауффенберг не слышал этих речей, ему было некогда. Сейчас, после сообщения по радио, звонки из округов и с фронтов особенно зачастили. Командующие один за другим начинали сопоставлять сигнал «Валькирии» с коммюнике. В головах высших офицеров, отрезанных от «волчьего логова» и Берлина, царила полнейшая сумятица, передача столичной радиостанции отнюдь не перечеркнула автоматически шансов заговора. Сам факт покушения был подтвержден официально. Это позволяло истолковать его в интересах Бендлерштрассе: фюрер мертв. Так или иначе, но именно сейчас Фромму звонили непрерывно. Штауффенберг буквально разрывался между своим кабинетом и кабинетом Фромма, сам снимал трубки, доказывал, опровергал, нажимал на последствия сигнала «Валькирии». От фон Хефтена было мало толку, ибо каждый звонивший, услыхав на свой вопрос: «Кто у телефона?» — «Обер-лейтенант фон Хефтен», не желал с ним разговаривать и дожидался начальства. Хефтен подавал Штауффенбергу телефонные трубки и, при всем желании, не мог ему больше ничем помочь.

Это была истинная пытка. Штауффенберг понимал важность ответов на телефонные звонки, понимал, что должен выкручиваться сам, поскольку никому этого не передоверишь. Но одновременно в подсознании пульсировала мысль: танки из Крампница. Где танки из Крампница?

Танков из Крампница не было. И неизвестно, куда они девались. Было уже G+5, скоро семь, а из Крампница никаких вестей.

Между тем в этом странном доме, набитом офицерами и штатскими, дожидавшимися в приемных приказов, которые должны были последовать неведомо от кого, в доме, где в центральных помещениях, словно ошпаренный, метался однорукий и одноглазый полковник, а остальные выжидали, — в этом доме начали собираться по углам, коридорам и закоулкам группки. Внизу, в подвалах, где стояли телетайпы, по которым передавался сигнал «Валькирия» и дополнительные приказы, у нескольких офицеров возникли сомнения. Один поделился своими. Другие с ним согласились. Действия начальства показались им подозрительными. Они еще не осмеливались подвергнуть сомнению действия Штауффенберга. Для начала решили организовать подслушивание его телефонных разговоров.

Третьи были более осторожны. Прохаживались по темным участкам коридоров и вполголоса обсуждали свои опасения.

День стоял жаркий, ни облачка. Солнце, уже перевалившее на запад, висело над изломанной линией берлинских крыш. Из тенистых парков потянуло прохладой, освежавшей лица прохожих, словно прикосновение влажной губки. Но Бендлерштрассе она не достигала. Воздух здесь был горячий, дымный, близости природы не чувствовалось. В темных углах комнат зажигали напольные лампы. Было еще слишком рано, чтобы заботиться о светомаскировке.

Около 19 часов на Бендлерштрассе прибывает наконец только что назначенный начальник бронетанкового училища полковник Глеземер со своим заместителем. Его принимает Ольбрихт.