Современные польские повести - [22]

— Господин генерал, это я подложил бомбу во время совещания у фюрера. Взрыв был таким мощным, что никто не мог уцелеть.

Глаза у Фромма вдруг словно блекнут. Он смотрит на начальника своего штаба и только теперь уясняет, почему Кейтель расспрашивал о Штауффенберге. Понимает, что фюрер жив. И чувствует, как мороз подирает по коже: его уже там взяли на заметку.

Неожиданно спокойно он объявляет Штауффенбергу:

— Вам остается только пустить себе пулю в лоб.

Штауффенберг взрывается:

— Никогда в жизни я не сделаю этого.

Ольбрихт произносит тоном не то профессора, не то проповедника:

— Господин генерал! История оставила нам последний шанс спасти Германию. Если мы устраним Гитлера, то сможем капитулировать на Западе, сохранив завоевания на Востоке, хотя бы Западное Поморье. Если не сделаем этого сегодня, от Германии останется жалкий обрубок. Нельзя терять ни минуты. Господин генерал, в ваших руках судьба Германии.

Фромм с холодным любопытством смотрит сверху вниз на Ольбрихта:

— Значит, и вы, генерал, замешаны в этом путче?

— Да, — признается Ольбрихт. — Но играю в нем второстепенную роль.

— Превосходно! — говорит Фромм. — Вы все трое арестованы!

— Господин генерал, вы ошибочно оцениваете соотношение сил, — отвечает Ольбрихт. — Вы нас арестовать не можете, а мы вас — вполне.

— Не посмеете!

— Напротив. Сдать оружие!

Фромм пытается выхватить пистолет из кобуры. Ольбрихт бросается на него, они возятся, огромный Фромм не может сладить со своим противником. Вмешивается Мерц. Каждый не скупится на оскорбления. «Трус!», «Предатель!», «Проходимец!» — только и слышится под сводами мрачного, респектабельного кабинета, и так добрых несколько минут. Штауффенберг не участвует в потасовке, он подходит к дверям и зовет фон Хефтена. Тот прибегает еще с одним офицером. Фромм обезоружен.

— Заключить под стражу в адъютантской! — распоряжается Ольбрихт.

Тут в комнату входит невысокий человек в штатском, широколицый, с выпяченным подбородком. При нем небольшой чемоданчик. Это генерал Геппнер, бывший командующий 4-й танковой группой, снятый зимой 1941 года за отступление без санкции Гитлера. Его отстранили, вышвырнули из армии без права ношения формы. Заговорщики прочат его на место Фромма.

— Располагайтесь здесь, — обращается к нему Ольбрихт. — Следите за передачей сигнала «Валькирии» во все военные округа рейха и командования на фронтах.

— Как мне подписывать?

Ольбрихт невольно бросает взгляд на Штауффенберга.

— Пока «Фромм». Позже мы сообщим о его снятии и вашем назначении.

Штауффенберг не замечает минутного замешательства Ольбрихта. Он слишком возбужден. Проходит в соседнюю комнату, где сидят несколько офицеров. Тон, которым он к ним обращается, заставляет их вскочить, вытянуться по стойке «смирно».

— Господа, прошу вас расставить часовых у всех выходов. Действительны только пропуска, подписанные мною лично. Без приказа никому не разрешается покидать здание.

Наконец-то план «Валькирии» приведен в действие. Но уже G+5, то есть половина шестого.

За дверью слышатся гулкие шаги. Фон Хефтен выходит и тотчас возвращается. Наклоняется к Штауффенбергу:

— Некто из главного управления имперской безопасности желает повидаться с вами, господин полковник!

— Безопасности?

— Так точно. От Кальтенбруннера.

Чуть было не прибавил «самого».

— Давайте его сюда.

Топот за дверью. Входит, тяжело ступая, высокий эсэсовец, вскидывает руку и ревет:

— Хайль Гитлер!

Никто не отвечает ему.

Штауффенберг осведомляется:

— Слушаю вас.

— Штандартенфюрер доктор Пиффрадер, прибыл по поручению начальника главного управления имперской безопасности.

— Слушаю вас.

— Господин полковник, мне приказано выяснить обстоятельства вашего поспешного отъезда из ставки фюрера.

— Полковник Егер! — зовет Штауффенберг.

Тот выходит из соседней комнаты.

— Арестуйте этого господина! — сухо чеканит Штауффенберг.

— О, о! — начинает д-р Пиффрадер и вдруг смолкает, отдает оружие, послушно следует за полковником Егером.

Штауффенберг прикидывает, куда бы посадить этого эсэсовца, и вдруг спохватывается: еще ничего не сделано для захвата власти, а уже сажают людей. Огорчается, успокаивает себя тем, что это ненадолго, только вначале, ведь как-никак государственный переворот.

Между тем является Гизевиус от Бека, которого он занимал разговорами. Подходит к Штауффенбергу навострив уши, словно бы даже принюхиваясь.

— Что случилось?

— Что? Прибыл посланец от Кальтенбруннера.

— Это он орал «Хайль Гитлер!»?

— Он.

— Ну и…

— Ничего. Я его арестовал.

— Почему не пустили в расход?

— Успеется.

— Я бы не морочил себе голову необходимостью охранять его. Пуля в лоб, и точка.

Идут к Беку, еще препираясь по дороге на эту тему. К Беку вскоре приходят и Ольбрихт с Геппнером, облачившимся наконец в генеральский мундир. Ольбрихт сообщает:

— Ко мне обратился Фромм. Просит отпустить его под честное слово. Он вернется домой и пальцем не шевельнет.

— Ваше мнение, господа? — спрашивает Бек.

— Я бы его отпустил, — предлагает Ольбрихт. — Он всегда был человеком слова, а тут ведь надо и сторожить его.

— Я бы тоже отпустил, — замечает Геппнер. — Если даст слово, то сдержит…

— Я иного мнения о Фромме, — говорит Бек. — Но если господа генералы полагают…