Современники и потомки о восстании С.Т. Разина - [65]
Отстаивая историческую достоверность своего художественного видения Разина, Шукшин неоднократно подчеркивал, что повстанческий предводитель — отнюдь не агнец с цветком в руке, рука его держала оружие и несла смерть. В каждом своем поступке Разин проживал все чувства целиком, до конца. В ненависти к насильникам впадал даже в исступление. Ненавидеть атаман был способен «до судорог». И так велик был запас его ненависти к врагам, что его хватило с великим мужеством встретить смерть. Шукшин пишет: «Дело, которое он взгромоздил на крови, часто невинной, — дело — только отвернешься, рушится». Понимая, что кровью счастья не добьешься, шукшинский Разин не знает, однако, другого способа изменить ненавистный ему порядок вещей.
Для Шукшина Разин — герой, чья личная судьба не принадлежит ни ему, ни историкам, ни художникам. Она — достояние народа. Идея воли в сознании русского человека возвысила мятежного атамана как вернейшего из своих носителей. «Сколь способен любить Разин — столь сильна любовь народа, породившего его; сколь ненавистны Разину страх и рабство — столь же изначально прокляты они и народом».
Что же сделало Разина народным героем? Ответ писателя однозначен: «Редкая, изумительная, почти невероятная способность к полному самоотречению. Таких героев в истории человечества немного. Способный к самоотречению, он идет на смерть без страха и — живет в благодарной памяти людской, в песне, в легенде»[383].
И еще одна неожиданная мысль Шукшина о Разине: «Если в понятие интеллигентности входит болезненная совестливость и способность страдать чужим страданием, он был глубоко интеллигентным человеком»[384].
«Сердце мясом приросло к жизни», — говорил о себе В. М. Шукшин. Такая же кровная, корневая связь была у него и с прошлым, с родной историей. Известно, что роман «Я пришел дать вам волю» вырос из сценария. «Кинокартина „Степан Разин“, — признавался Шукшин, — это моя самая большая мечта. Я уже давно; обдумал ее до мельчайших подробностей». В январе 1967 г. В. М. Шукшин в беседе с корреспондентом газеты «Молодежь Алтая» сказал: «Меня давно привлекал образ русского национального героя Степана Разина, овеянный народными легендами и преданиями. Последнее время я отдал немало сил и труда знакомству с архивными документами, посвященными восстанию Разина, причинам его поражения, страницам сложной и во многом противоречивой жизни Степана. Я поставил перед собой задачу: воссоздать образ Разина таким, каким он был на самом деле… Мне хочется в новом; фильме отразить минувшие события достоверно и реалистично, быть верным во всем — в большом и малом. Если позволит здоровье и силы, надеюсь сам сыграть в фильме Степана Разина». Вдова Василия Макаровича актриса Лидия Федосеева-Шукшина свидетельствует, что в то время он, стремясь как можно полнее представить себе разинскую эпоху, пытаясь как можно глубже погрузиться в нее, постоянно читал и перечитывал Карамзина, Костомарова, Соловьева.
В автобиографии В. М. Шукшина той поры есть такие строки: «Сейчас работаю над образом Степана Разина. Это будет фильм. Если будет. Трудно и страшно… Гениальное произведение о Стеньке Разине создал господин Народ — песни, предания, легенды. С таким автором не поспоришь. Но не делать тоже не могу. Буду делать».
Однако фильм откладывался: не давали снимать, возникали разные сложности. Юрий Любимов вспоминает, что как раз в те дни, незадолго до своей кончины, В. М. Шукшин побывал в театре на Таганке на пьесе Ф. Абрамова «Деревянные кони». Был он грустен и причину своего подавленного настроения, по словам Ю. Любимова, объяснил так: «…надо сниматься в фильме „Они сражались за Родину“, а он устал и не хочет, но Бондарчук пообещал, что потом ему „Разина“ дадут снять». «Так он и остался в моей памяти, — рассказывает Ю. Любимов, — грустным, усталым человеком, которому надо бы отдохнуть, но он должен был идти на компромисс, чтобы ему снять что-то дорогое для сердца». А как много значил в его судьбе этот фильм — известно: близко знавшие В. М. Шукшина люди говорят, что и роман и будущая кинокартина были для него очень автобиографичны. Он настолько породнился духом со своим героем, что видел в нем самого себя.
Вопросы о том, почему и отчего не суждено было сбыться творческим планам Василия Шукшина, кто помешал их воплощению, конечно, не останутся без ответа. Во всяком случае не будем спешить списывать все на его скоропостижную смерть. Он вполне мог бы реализовать свой сокровенный замысел, если бы ему не мешали. Но им завещано нам огромное наследие: исполинский роман, варианты киносценария, рабочие записи с яркими, оригинальными суждениями о Степане Разине и его эпохе.
Шукшинский Разин живет и на театральной сцене. Народный артист СССР Михаил Ульянов поставил в Театре имени Вахтангова спектакль «Степан Разин» по Шукшину и сам сыграл в заглавной роли.
Уместно привести выдержки из первых откликов на эту работу:
«Сцена почти пуста. Лишь слева вверху на темном фоне сверкают маковки церквей. Справа — зловеще багрово-золотой царский трон. А сцену там и тут по вертикали и горизонтали пересекают бревна, слеги, словно от разобранной крестьянской избы. Бревна эти, поворачиваясь, располагаясь по-иному, превращаются то в стол, за которым Разин с казаками обсуждают планы своего похода, то в дыбу, на которой пытают атамана»; «Текст и режиссура выверенно работают на центральную фигуру спектакля: на Ульянова-актера, который крутится в центре этого вихря, вписываясь в него, вибрируя с ним, держа на себе и подкрепляя собой все действие. На „традиционного“ Разина он не похож. Рост у него не исполинский, голос неожиданно высокий, и какая-то расщепленность в психологических реакциях. Но и стремительная подвижность его, и эта нервная, импульсивная и не умеющая остановиться страстность — весь облик ульяновского Разина прекрасно взаимодействует со сценическим целым спектакля, с его ритмом, рисунком, тоном. С багровыми бликами света, прыгающими по черной бездне сцены. С качающимися, балансирующими, встающими дыбом балками декораций. И с толпой скоморохов, то и дело рвущей действие гиканьем, свистом, пением, весельем, юродством… Какая артистическая мощь в этом карнавальном действии! Сколько во всем этом пружинной, взрывной энергии!»
