Современная югославская повесть. 80-е годы - [187]

Шрифт
Интервал

Шерафуддин подтвердил: стоит открыть предпоследнюю страницу газеты, и видишь — трагически погибли, пострадали в транспортном происшествии… И улыбнулся: знала, что я здесь пройду, и придумала эту передачу, плутовка. Он как-то говорил, что ему не миновать тюрьмы, ответила она. Шерафуддин вспомнил, так и было, только он имел в виду не настоящую тюрьму, он знал, Зинка все равно его бросит, вот это тюрьма. Неужели он ей такое сказал? — удивился он.

— Ей-богу, чтоб мне сдохнуть, — поклялась Шепа, а Шерафуддин сердито погрозил пальцем. Она заодно с Зинкой, хотя винить некого, он сам их сдружил. Когда он напомнил об этом, девушка как-то вяло, словно нехотя, тоже погрозила пальцем:

— А вы бросили… другому передали, это ничего?

— Не я бросил, меня бросили, — поспешил оправдаться Шерафуддин.

— Она чуть в Миляцке не утопилась.

— Только не в Миляцке, бог с тобой, в ней разве что о камни можно разбиться.

— Шутите, вам все шуточки, нет у вас сердца. А она больна, у нее что-то с головой… Проведайте ее… одна тень от Зинки осталась.

Что-то с головой, повторил Шерафуддин, перед глазами встала Зинка в кафе, полупьяная, развязная, с ней два парня — сколько она их переменила с тех пор, как они расстались? Если больна, есть причина, конечно, от нее одна тень останется, если проводить ночи в пьянстве да разврате, не спать. Шерафуддин не знал, как отомстил ей Чебо, а маленькая Шепа не сказала.

— Да, да, конечно, готовится к экзаменам, скажи, чтобы много не занималась, она увлекается, нельзя учиться и веселиться одновременно, она такая, возьмется за книгу — не оторвешь…

— У вас все шуточки, а девушка погибает.

— Ну, конечно, как же иначе, если не знает жизни. — И, чтобы подбодрить Шепу, добавил: — А ты похорошела.

— Да неправда это, чушь какая, а почему вы мне раньше не сказали… как надо входить?

Он спросил, давно ли она курит, и она рассказала, с чего все началось.

— От забот, понимаете? Я стала работать, в этом виноваты вы, только вы, мне так хорошо было с воробьями и голубями, я от них оторваться не могла. Ну, может, недолго бы это меня радовало, а теперь вот мне больше нравится работать.

Здоровяк лет пятидесяти протащил на цепи огромного пса, выговаривая ему:

— Ты еще пожалеешь о том, что натворил, когда приходила та дама. Это тебе так не сойдет, ты бы со временем привык… на первый раз я тебя простил, я великодушен, но и ты должен ценить мое отношение, а не считать слабостью, это было бы ошибкой.

— Мне страшно, — сказала девушка.

— И мне, — признался Шерафуддин, — разве не лучше любить человеческое существо?

— Он же чокнутый, вы слышали, что он говорил?

Если не можешь завоевать любовь человека, подумал Шерафуддин, остается спуститься на ступень ниже и завоевать любовь животного, вероятно, этим объясняется эпоха скотоложества, о которой говорится в Библии: Моисей, по велению свыше, наложил на это запрет, — а вовсе не тем, что женщины получали особое наслаждение от совокупления с животными.

— Сходите, сходите к ней, прошу вас, не можете же вы быть таким бесчувственным, не избегайте ее.

Шерафуддин чуть коснулся шляпы, крепче запахнул пальто в бело-бурую снежинку и отправился к друзьям-шахматистам понаблюдать за их выдающейся партией, но обернулся и спросил:

— А что она скажет, увидев в дверях незнакомого человека?

— Почему незнакомого?

Он рассказала, как Зинка не пожелала его узнать.

— Может, это была не она?

— А может, это был не я?

— Она напустила на себя важность, — догадалась девушка.

— Теперь очередь за мной, я тоже постараюсь напустить на себя важность, когда встречу ее в кафе с кавалером…

Шепа перебила его: у Зинки нет кавалеров, она была с братом.

Шерафуддин заметил, что на следующий вечер видел ее с другим кавалером. Это второй брат, объяснила Шепа.

— Видно, у нее немало таких братьев.

— Откуда вы знаете…

Она так старалась выгородить Зинку, что он больше не сомневался: они сговорились, поэтому просьбы навестить больную вызывали сомнение. Нет, нельзя, появись он у дома, раньше откроют окно, чем дверь, и выплеснут на него ушат помоев, спасибо большое. Они сговорились, да, ведь он сам их познакомил. Но девушка не унималась:

— Сходите, прошу вас…

— Не пойду. Не знаю, как войти, — отнекивался Шерафуддин. — Ну и хитрюга, ты и черта проведешь.

— Да нет, ей-богу, просто в тяжелые минуты очень хочется, чтобы рядом был душевный человек.

Шерафуддин согласился, все правильно, друзья познаются в беде, но в конце-то концов, что у него общего с этими женщинами, почему он должен их поддерживать?

VIII

Весна такое время года, когда пробужденная природа сбрасывает зимнюю ржавчину и заворачивается в редкостной красоты зеленое покрывало. Но человек не растение и живет в городе, под крышей, он не волк, не медведь, и внешний вид его не зависит от времени года. Девушка или молодая женщина способна лишиться своей роскошной красоты и весной, и солнечным жарким летом, и обрести блеск, снова стать царицей глубокой зимой. Все зависит от образа жизни, от того, какую жизнь она ведет, спит ночью или проводит ее без сна. Сон. Долгий глубокий сон, вот источник человеческой силы, здоровья и, чего тут таить, красоты. Кое-кто, возможно, прибавит — и власти, ведь красота способна поставить на колени самого бездушного чинушу.


Еще от автора Милорад Павич
Пейзаж, нарисованный чаем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хазарский словарь

Один из крупнейших прозаиков ХХ в. сербский писатель Милорад Павич (1929 - 2009) - автор романов, многочисленных сборников рассказов, а также литературоведческих работ. Всемирную известность Павичу принес "роман-лексикон" "Хазарский словарь" - одно из самых необычных произведений мировой литературы нашего времени. Эта книга выходит за пределы традиционного линейного повествования, приближаясь к электронному гипертексту. В романе "Пейзаж, нарисованный чаем" автор ведёт читателя улицами Белграда, полными мистических тайн, и рассказывает изящную историю разлуки влюблённых и их соединения.


Последняя любовь в Константинополе

Один из крупнейших прозаиков ХХ в. сербский писатель Милорад Павич (1929–2009) – автор романов, многочисленных сборников рассказов, а также литературоведческих работ. Всемирную известность Павичу принес «роман-лексикон» «Хазарский словарь» – одно из самых необычных произведений мировой литературы нашего времени. «Последняя любовь в Константинополе: Пособие по гаданию» – это роман-таро, где автор прослеживает судьбы двух сербских родов, своеобразных балканских Монтекки и Капулетти времен Наполеоновской империи.


Внутренняя сторона ветра

Роман М.Павича «Внутренняя сторона ветра» (1991) был признан романом года в Югославии и переведен на десять языков. После романа в форме словаря («Хазарский словарь») и романа-кроссворда («Пейзаж, нарисованный чаем») Павич продолжил эксперимент, создав роман в форме клепсидры. Герои увлекательного повествования Геро и Леандр встречаются в буквальном смысле слова на середине книги. Этот том читатель может начинать читать с любой из сторон, ибо он написан автором по принципу «в моем начале – мой конец».


Русская борзая

В книгу вошел сборник рассказов знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2011) «Русская борзая». Из этих небольших историй, притч и небылиц, действие которых разворачивается на фоне мировой культуры и мифологии, рождается неповторимый и загадочный мир «первого писателя третьего тысячелетия».


Биография Белграда

Биографии писателя, города, страны и текста причудливым образом переплетаются в новом сборнике эссе Милорада Павича «Биография Белграда», произрастая глубокими и изящными размышлениями о природе жизни и творчества.


Рекомендуем почитать
Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Чокнутый собачник

Каждый, кто любит собак, будет удивлён и очарован необычной философией собачника, который рассмотрел в верном звере не только друга и защитника, но и спасителя! Не спешите отрицать столь необычный ракурс, вникните в повествование, и возможно в своём четвероногом товарище вы увидите черты, ранее незамеченные, но чрезвычайно значимые для понимания поведения собаки.


Живая тайга

«Живая тайга» — сборник сказок, написанных по мотивам сказаний аборигенных народов. Бесхитростные, иногда наивные повествования увлекают читателя в глубины первозданной тайги и первобытных отношений с её обитателями. Действия героев, среди которых не только люди, но и природные объекты, основаны на невозможном в современном мире равноправии всего живого и удивляют трогательной справедливостью. Однако за внешней простотой скрываются глубокие смыслы древней мудрости.


Погладить запретного зверя

Есть люди, которые не верят на слово, им обязательно нужно потрогать загадку руками. Краевед Юрий Крошин из таких, и неудивительно, что он попадает в критические ситуации, когда пытается выведать то, о чём знать нельзя. Для народа, исповедующего Законы Тайги, «табу» означает не просто запрет что-либо делать. Нарушивший табу, нарушает священное равновесие между противоборствующими силами нашего мира. За такой грех полагается неминуемое наказание, и оно настигает преступника здесь и сейчас.


Остров счастливого змея. Книга 1

Мы до сих пор не знаем и малой доли того, какими помыслами жили наши первобытные предки. Герою этой книги удалось не только заглянуть в своё прошлое, но и принять в нём участие. Это кардинально повлияло на его судьбу и изменило мировоззрение, привело к поискам личных смыслов и способов решения экологических проблем. Книга наполнена глубокими философско-психологическими рассуждениями, которые, однако, не перегружают чтение захватывающего авантюрно-приключенческого повествования.


Нарисуем

Опубликовано в журнале: Октябрь 2009, 3.