Современная югославская повесть. 70-е годы - [163]

— Почему? — удивился Благоя.

Живко повел плечами:

— Люблю копаться в древностях, открывать прошлое.

— Но сейчас война.

Живко лег на спину — лопатки потемнели от загара.

— Да, война, и потому иду в партизаны.

— Жалеешь? — спросил Благоя.

— О чем?

— О том, что вместо того, чтобы готовиться к поступлению в институт, ты готовишься в партизаны?

Живко повернулся к нему. Солнце било прямо в глаза Муфу, и он неясно видел лицо Живко, зато хорошо слышал его звонкий и чистый баритон:

— Наоборот, я счастлив. Война скоро кончится, тогда и за книжки!

Сейчас Муф боялся смотреть на скалу. Ему не страшно, просто не время предаваться унынию, вспоминать былое. Еще, чего доброго, раскиснешь. Но воспоминания сами оживали у него перед глазами. С каким нетерпением ждал Боби его приезда из Белграда. Не успеет он порог переступить, а Боби уж тут как тут. А как светились его глаза, когда он рылся на книжных полках. Часами мог он перебирать книги, откладывая еще не читанные. А потом, заворачивая их в газету, говорил: «Книгу надо беречь!»

Благоя горестно улыбнулся. В шестнадцать лет Боби отличался удивительной зрелостью мысли, хотя кое в чем еще оставался ребенком. Однажды весенним вечером он пришел, явно взволнованный.

— Что-нибудь случилось? — спросил Благоя.

Тот смотрел на него, по-детски надув губы.

— Говорят, комитет решил не брать гимназистов в отряд — не доросли, мол, еще.

Благое показалось, что Боби вот-вот заплачет.

— А я уже собрался.

Благоя с улыбкой взъерошил ему волосы:

— Ну и прекрасно.

— Это правда? — настаивал Боби.

Благоя пожал плечами.

— Я секретов не выдаю. Тебе сказали, что надо готовиться?

Боби утвердительно кивнул:

— Да.

— Кто-нибудь освобождал тебя от подготовки?

Боби отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Сегодня у меня счастливый день! — радостно воскликнул Боби.

Благоя Донческий поднял голову и вынужден был ущипнуть себя, чтоб проверить, не сон ли то, что он видит: шестеро бандитов с винтовками наперевес приближаются к Живко и Боби. Они шли осторожно, точно псы, обнюхивая каждую травинку.

Благоя, не раздумывая, вскочил. Нет, не позволит он глумиться над мертвыми товарищами.

День давно уже вступил в свои права. От жары запеклись губы, и Благоя обливается потом. Увидев густой, темный дым, он понял, что горят дома в нижней части села. Слышны крики крестьян. Стрельба не утихает, наоборот, стала такой ожесточенной и повсеместной, будто сошлись тысячные армии.

— Сколько же их, черт побери? — воскликнул Благоя и бросился через двор к курятнику, но не стал прятаться за оградой, где так недавно стоял Живко. Перемахнув через ограду, он остановился: теперь между ними только низкая трава и тела его друзей. Те замерли, как громом пораженные. Муф вскинул винтовку и выстрелил. За первым выстрелом последовал второй, третий…

Двое, даже не охнув, медленно повернулись вокруг собственной оси и шмякнулись оземь. Остальные попятились, отстреливаясь на ходу. Вскоре их поддержали из лесу. Благоя, стоя во весь рост, трижды выстрелил в убегающих. Один вскрикнул и качнулся. Сделав несколько шагов вперед, он выронил винтовку. Благою взяла досада — загубил два патрона. А ведь он был восьмым на студенческих соревнованиях по стрельбе в Белградском университете. Так промазать! В секцию по стрельбе он записался по заданию организации. К собственному удивлению, оказался неплохим стрелком. Стрельба увлекла его, к тому же тренировки давали широкую возможность для общения с товарищами по ячейке, ибо в секции занимались в основном молодые члены партии.

Он снова зарядил винтовку. Трое стреляли, теперь уже лежа. Пули отскакивали от каменной ограды с таким шипением, словно их поливали холодной водой. А потом, подхваченное эхом, зловещее шипение долго еще кружило над ним, постепенно отдаляясь, пока не замирало где-то вдали.

Благоя не видел своих врагов. Только выпархивающие из винтовок желтые огоньки указывали на место, где они залегли. Нелегко бить по почти скрытой от глаз мишени. Прицеливаясь, Благоя неожиданно для себя пришел к выводу, что те из рук вон плохо стреляют. «Нам бы столько людей и боеприпасов!» — вздохнул он и зашагал к ним с таким спокойствием, будто охотился на зайцев. Прямой, русоволосый, шел он к скале, полностью отдавая себе отчет в своем поступке и стреляя на ходу в сторону желтых вспышек. Вдруг один из них вскочил и, словно забыв про винтовку, опрометью кинулся назад, в лес. «Трусливый заяц», — брезгливо подумал Муф и остановился ровно на секунду — взять его на мушку. Какое-то мгновение ему казалось, что в руках у него не винтовка, а туго натянутый лук. Вот тетива ослабла, и убегающий человек, взмахнув руками, упал ничком в траву, не успев вскрикнуть. «Трусливый заяц», — снова подумал Благоя и взглянул туда, где лежали Живко и Боби; подсчитал — вместе им не было еще и тридцати пяти. «Совсем не умеют стрелять! Они проиграют войну хотя бы потому, что плохо стреляют!»

А врагам чудилось, что на них движется не человек из плоти и крови, а сам сатана. Был он неуязвим. В него стреляют без передышки, из леса тоже стреляют, а человек дерзновенно и смело идет вперед. Объятые суеверным страхом, Они уже готовы были дать стрекача, и только печальная участь приятеля, доживающего последние мгновения невдалеке от них, удерживает их на месте. Ну хоть бы один встал! Тогда уж не будет промашки. Неважно, сколько их там, главное — стрелять и стрелять. Впервые в жизни он стрелял в человека, и притом так спокойно, хладнокровно, будто дело происходило на учениях и перед ним был кусок картона. Впервые он убивает людей, если этих можно назвать людьми, убивает, охваченный неистовой, беспредельной жаждой мести. Он стрелял, как-то упустив из виду, что одна из свистящих вокруг пуль может сразить его. Помыслы его чисты — спасти от надругательства мертвых товарищей. Они совсем рядом; если протянуть руку, достанешь до них. Они будто спят в траве, Благоя чуть поворачивается в их сторону — и все.