Современная проза Сингапура - [14]

Но я не люблю музыку, возразил про себя Куан Мэн. Собственно, я не знаю музыку. Никогда ее специально не слушал.

— Ну так как?

Хок Лай здорово изменился в последнее время, подумал Куан Мэн. Хотя нет, пожалуй, изменился — это не то слово. Хок Лай стал новым Хок Лаем, будто этот новый Хок Лай всегда существовал, выжидая время, когда прежний Хок Лай превратился в него. Потенциальная возможность, которая реализовалась.

Как бы там ни было, но работа в американской страховой фирме уже сказывалась на нем, новый Хок Лай, сидевший напротив Куан Мэна, чем-то неуловимым напоминал американца: строгий галстук, носки и обед в «Джи-Эйч». И девушка, отец которой чем-то занимается в Китайской торговой палате. Куда только девались страстные социалистические убеждения школьных лет? Туда же, куда мечты школьных лет. Мечтавший стать победителем дракона ухаживает за драконовой дочкой.

— Только не в это воскресенье, Хок Лай.

— Нет, невозможный ты человек.

— Извини.

— «Извини, извини». Не за что. Позову кого-нибудь из коллег. Хотя бы Джонни Кху, этого парня, у которого «моррис».

— Вот и прекрасно.

— «Прекрасно, прекрасно». Правда, невозможный ты человек. Ну ладно, а сегодня вечером пойдешь с нами в кино? Сходим вчетвером. Говорят, в «Одеоне» хорошая картина.

Куан Мэн не знал, что ответить. Отказываться неудобно. Тем более Люси сказала, что она сегодня занята и они не увидятся.

— О'кей.

Подошел официант с подносом: свиные отбивные с жареной картошкой для Хок Лая и яванское махми для Куан Мэна. Певица запела: «Мечтаю я о белом Рождестве».

Он столько раз лежал в постели, мечтая о снежных зимах, представляя себе белые хлопья, крыши, сверкающие белизной. Белизна — она делает все новым, непохожим. Непривычный белый мир, такой отличный от монотонного мира, не знающего смены времен года, — нельзя же называть временами года чередование сухих и дождливых месяцев. Времена года должны изменяться, их смена ведет к смене образа жизни, к изменчивости жизни, а неизменность, в которой он жил, однообразие погоды похоже на неизлечимую хроническую болезнь с постоянной горячечностью воздуха, обжигающего-обжигающего. Сингапур такой тесный остров, без настоящих холмов, без настоящих рек, без настоящих гор… Вот только море. Целыми ночами он вызывал в воображении видение сияющего города, чужого города, сверкающего в ночи другими, не неоновыми огнями, плывущими вдали.

Погода в его мечтах менялась с временами года, стены домов, листва деревьев и небо меняли цвета, оттенки переходили один в другой, все постоянно изменялось. А перемены всегда обновляют. Как путешествия. Уехать от всего от этого — в Непал, в Бутан, в Сикким, в маленькие гималайские княжества. Какой ребенок не влекся очарованно к этим странам и далеким княжествам, таким крошечным под сенью огромных скорбно-пустынных гор? Пустынность привлекает — она свободна от больших городов. Княжества будто из волшебных сказок. Ему случалось видеть гуркхов, сынов этих далеких стран. Они продавали таинственные гладко отполированные камни на тротуаре перед величественным зданием Гонконгско-Шанхайского банка в торговом районе города. Гуркхи приезжали издалека, закутанные в свои мешковатые одежды, с целыми ящиками гладких тусклых камней. Эти камни они собирали в руслах холодных горных речек, чистая вода которых обкатала их. Тускловато-серые, зеленоватые и темно-красные камни будто хранили в себе краски гор и речек. Куан Мэн любил эти камни и верил, или почти верил, что они волшебные. А у людей они не вызывали такой жадности, как драгоценные камни, крикливо-яркие украшения, выставленные в витринах ювелирных магазинов вместе с вульгарными браслетами и кольцами — броскими подарками для вторых жен или любовниц богатых коммерсантов…

Без гор, без речек

где верхушки деревьев качаются,

где детям сладко мечтается

под звон бубенцов в снегу…

стонала певица на скрипучей сцене в ресторане с охлажденным воздухом.

— Надо собраться с силами, старик, если ты хочешь выиграть в этих тараканьих бегах, — назидательно говорил Хок Лай. — Ты посмотри на себя, старина. Без носков, мятые штаны, старые ботинки — ты так ничего не добьешься. Надо всегда помнить — мир сотворили не мы, поэтому мы должны принять правила игры, согласиться с условностями нашей жизни. Иначе мы выходим из игры. Это все очень просто, парень! Тебе надо это понять, и чем быстрей, тем лучше. Участников в игре много, каждый ставит на себя и играет за себя. Поверь мне, старик. Я уже многому научился.

И это говорит наш школьный вершитель судеб нового мира, размышлял Куан Мэн, с трудом управляясь с ножом и вилкой. Насколько удобней есть палочками — он же в этом деле просто артист.

— А сегодня пошли в кино. Не становись ты отшельником. Ты и так в последнее время начал замыкаться. Одиночество ни к чему. Чтобы преуспеть в этом мире, человеку нужны знакомства — и побольше.

Эти слова не выходили у него из ума, когда он вернулся после обеда на работу. Чтобы отогнать их, он сосредоточился на бумагах. В этот день Куан Мэн всего себя отдал своей конторе.

Глава 5

Куан Мэн стоял в длинной очереди на автобусной остановке. Тысячи клерков выскакивали из учреждений, бежали на остановки и в тихом изнеможении замирали в очередях. Иной раз не выдерживали чьи-то нервы, потрепанные рабочим днем, — тогда раздражение прорывалось в жалобах в «Стрэйтс таймс» или в «Истерн сан» или в одну из китайских газет. Куан Мэн застыл в самом хвосте длинной очереди, которая почти не двигалась уже целых десять минут. Улицы были забиты транспортом — бампер к бамперу. Нетерпеливые гудки. Полицейский в белоснежной, наглаженной форме торчит в своем стакане на перекрестке, как дергунчик, угловато дирижирующий дорожной симфонией, воем и скрежетом моторов. Голова Куан Мэна забита мыслями — бампер к бамперу: дома ждут с ужином, Люси он сегодня не увидит, угроза кино, завтра воскресенье, а что, что через год?