Современная португальская повесть - [33]

В дверях капрал Жанейро явно ждет какого-то приказа. Сквозь дырявый брезент, которым покрыты носилки, виден труп Жулии.

— Чего ты ждешь?

— Какая-нибудь бумага нужна?

— Нет! Я же сказал — уносите!

Носилки уносят в тот самый момент, когда звенит школьный звонок, возвещая перемену.

Слышится смех, крики, топот детских ног. Дети заполняют площадь и подходят к носилкам. Но присутствие смерти подавляет их любопытство. Притихнув, они замирают.

Ардила жмется к стенам, но неотступно следует за людьми, несущими носилки. У дверей домов толпятся женщины, мужчины выходят, задают вопросы.

Капралу Жанейро не удается разогнать сопровождающую их толпу. Под брезентом в такт шагам несущих покачивается завернутое в тряпки тело Жулии. Сквозь дыру в ботинке виднеются фиолетовые ногти с черной каймой.

Морг на кладбище, среди кипарисов. Капрал Жанейро, войдя, закрывает за собой дверь. Толпа сопровождавших какое-то время топчется у дверей, потом расходится.

Взъерошенная Ардила поднимает морду вверх и принимается выть.

19

Новость мгновенно облетает поселок. На улицах группками собираются люди. Собираются, толкуют о случившемся.

Как всегда полный любопытства, Асдрубал Камашо старается везде поспеть, ничего не упустить. Быть в курсе событий, знать во всех подробностях, кто чем дышит, — его излюбленное занятие. И хотя он по натуре флегматичен, в этом деле проявляет настойчивость, чем вызывает изумление и уважение.

Самоубийство Жулии взволновало его. Он ходит из кафе в кафе, из лавки в лавку, собирая сведения и высказывая догадки. Когда же он узнает, что Палма находится в тюрьме, интерес его только возрастает.

— Так все ясно, — кричит ему с балкона часовщик Амилкар, придерживая съехавший на макушку берет. — Палма занялся контрабандой. Жена его на допросе во всем призналась. А потом, испытывая угрызения совести, удавилась.

Такое быстрое разъяснение случившегося, похоже, не устраивает Асдрубала Камашо.

— И только-то? Хм… Очень уж все просто, дорогой!

Сдвинув на кончик носа очки, он жмурится, ворошит свою память, перебирает и пытается связать самые пустяковые воспоминания. Наконец его осеняет.

— А если это так?.. — потирая руки, смеется он. — Иногда…

И он в развевающемся по ветру плаще направляется к шоссе так быстро, что его живот вздрагивает при каждом шаге. Отсюда, точно с наблюдательного поста, он следит за идущим от дома Элиаса Собрала шоссе.

Очень скоро на шоссе появляется знакомый автомобиль и так же скоро исчезает в направлении поселка. Асдрубал Камашо бежит к своему наблюдательному посту. Вдумчиво, методично ведет он расследование, и вот мимо него, теперь уже в противоположном направлении, проходит все та же машина. За рулем Элиас Собрал.

— Одна-а-ко!.. Это неспроста. Тут-то и зарыта собака. Теперь это ясно, очень даже ясно!..

Он возвращается в кафе. Подходит к столикам, прислушивается к разговорам, внимательно поверх очков смотрит на каждого.

Поглощенный желанием узнать истинное положение дел, он даже не замечает остановившегося у витрины кафе сына Элиаса Собрала.

Диого появляется внезапно. По всему видно, он торопится и нервничает. Глаза его, ища кого-то, скользят по лицам присутствующих. Не задерживаясь, он проходит вперед. У полуоткрытой двери, ведущей во двор его двоюродных братьев, он в нерешительности останавливается. Потом, согнувшись, робко делает шаг вперед.

Неожиданно представшее глазам зрелище заставляет Диого застыть на месте.

На пороге дома под навесом привязан дикий лис. Как заводной, ходит он из стороны в сторону на железной цепи. Странная картина завладевает вниманием Диого. Он стоит, как зачарованный, не в силах отвести глаз от возбужденного, жаждущего свободы зверька.

Огненно-рыжий лис то приближается, то удаляется. Поджарый, он с силой выбрасывает лапы, явно собираясь убежать, но тут же, гремя железной цепью, возвращается. Туда и обратно, туда и обратно, озабоченно, с оскаленными зубами и все время скошенными на Диого глазами — глазами встревоженными, злыми, налитыми кровью, но глядящими трусливо.

— Загипнотизировал тебя?

Диого вздрагивает. Увидев стоящего рядом двоюродного брата, он решает, что тот наблюдает за ним давно.

— Ты был тут, когда я вошел?

— Нет, — отвечает Марио, хитро улыбаясь, — я увидел тебя из окна, когда ты переходил улицу.

— А брат твой?.. Дома?

Марио качает головой. Он без шапки, руки засунуты в карманы дубленки, голова откинута назад. В противоположность Диого, который так похож на мать, Марио вылитый Элиас Собрал. То же худое лицо, длинный с горбинкой нос, широкий рот и тонкие губы. Черты Марио напоминают черты его холодного, расчетливого, хитрого дяди, разве что у Марио колючее, язвительное выражение смягчено свежестью юности. Даже когда он серьезен, в глазах его та же неуловимая ирония.

— Мой брат?! Он так зол на тебя, что видеть тебя не хочет. Он сказал, что ты не должен был ему рассказывать эту… эту историю… И даже больше… что набьет тебе рожу, если ты опять начнешь… на эту тему. Он сказал… что расплачиваться должен тот, кто это сделал.

Диого делает несколько неуверенных шагов к веранде, но, услышав шум цепи, отступает.

— Я ухожу…