Современная португальская новелла - [81]

От натуги едва не лопнула! Даже спустившись с лестницы, она продолжала бранить меня, называя «негодником». Кувшин с горячей водой оставила у порога моей комнаты.

— Заходите же! — рявкнул я изнутри:

— Вы негодник!

И что есть духу помчалась вниз. Хозяин, молодой крепкий мужчина, судя по его косым взглядам, затаил против меня зло. Мог ли я при таких обстоятельствах не вспоминать о Лии, о Жуже, о других недоступных для меня женщинах?

Правда, через неделю после моего бегства Лия прислала мне жалобное письмо, на которое я не ответил. Что было писать после всех перипетий? «Видно, моя первая записка для вас ничего не значила, раз вы забыли ее тут, — писала Лия. — Но я не сержусь, не думайте. Я предана вам беззаветно, и мои чувства не изменятся, пока я жива». Покой, вот что ей будет утешением! «Мне остается лишь надежда, что господь скоро призовет меня к себе, ибо он уже послал мне достаточно испытаний в этом бездушном мире. Тогда мы соединимся навек в горнем блаженстве. Да будет так».

Эти пышные словеса не только меня не тронули, но, напротив, ожесточили, были противны. Лия будила во мне угрызения совести, от которых мне так хотелось избавиться! Когда нервы мои взвинтились до предела, я решил поехать в Лиссабон и отыскать авантюристку. То был вопрос чести. Я вновь поддался необъяснимому, но жгучему соблазну. Как Жужа в прежние времена, так я ходил теперь по ресторанам и дансингам, высматривая, нет ли ее там, подстерегая. Но безуспешно. Как-то перед ужином я прошел пешком по всей Руа-ду-Салитри, измученный, с пересохшим от жажды горлом. Я сам себя наказывал. Уже наступила тьма, когда я стал кружить возле дома одного богатого старикашки. Тот сам любезно вышел мне навстречу и, не дожидаясь вопросов, сказал сочувственно:

— Извините, сеньор. Она здесь больше не живет. Видели ее с каким-то лейтенантом…

Гноящиеся глаза старого развратника, неожиданность известия… Мне оставалось только притвориться безразличным. Я даже попробовал засмеяться, но смех вышел жалкий, вымученный! Напиться, напиться! Я дотащился, чуть живой, до дверей «У Максима», потом снова вышел на улицу. Как низко я пал! Позор! Ах, лишь бы освободиться от плена Жоржетты, от плена всех женщин на свете! Жоржетта играла мной как кошка мышкой. Подбрасывала в воздух, чтобы продлить удовольствие, а потом снова пускала в ход когти! «Видели с каким-то лейтенантом!»

В тот же вечер я вернулся в Мафру и стал там очевидцем отталкивающей картинки местных нравов. Слепая девушка пела под гитару грустные песенки. За столиками видны были обшитые галунами мундиры моих собратьев и фраки местных торгашей. Слушатели не сводили с девушки похотливых взглядов, хотя ее бельма скорее должны были внушать скорбь. Рукоплескания, избитые фразы: «Ай да ножки! Браво, бис!»

Стоило пожелать одного: чтобы все эти пошляки ослепли, а несчастная певицы прозрела!

Но знаю, какое проклятие тяготело над Лией с колыбели. Но в тот злополучный вечер все ополчились на меня с воплями: «Вот хлыщ! Убил ее из-за пустяка!» Непосредственный повод был, может, и пустячным, но за ним таился неминуемый смертный приговор. Все произошло по воле неотвратимого рока, который вершит всем, вплоть до созревания плодов. Как нарастает скорость летящего под уклон тела, сокрушающего любые препятствия, так швырнуло нас в пучину непоправимой беды. Не могу подыскать другого объяснения для событий, разыгравшихся между мной и Лией в роковой вечер бала. Стремился ли я завлечь Лию? Давал ли ложные клятвы? Нет, я ее не соблазнял. Я даже не поцеловал ей руку. Как дошла бедняжка до выбора — целиком отдаться своему чувству либо подавить его? До выбора между жизнью и смертью?

Я танцевал с Бинитой, красоткой в классическом стиле, и задал ей нескромный вопрос: «Вы сегодня не выберете жениха из трехсот робких претендентов?» И тут появилась Лия с «мамочкой». Белое платье и белизна лица выгодно оттеняли блеск черных молящих глаз. Я перестал слушать музыку и сбился с такта. Меня приковал к себе знакомый, тревожный и неуверенный взгляд. Но теперь он был до крайности хмурым. Я испугался Лии и самого себя. Ах, отозвать бы ее в темный уголок… И дело бы уладилось.

А Бинита, возвращая меня к правильному ритму:

— Вы ошибаетесь, о замужестве я пока не думаю. Сначала надо пожить в свое удовольствие. Я девушка скромная. На многое не зарюсь. Но если в один прекрасный день встречу юношу с будущим и он меня оценит…

— А если не встретите?

(Ну не был ли приход Лии совершенно неуместен? Стала гоняться за мной по пятам! И дона Консейсан туда же!) Бинита рассердилась:

— Что вы сказали?

— Совершенно согласен, — отвечаю я невпопад. И вдруг меня осенило. — Поймите меня правильно, Бинита, это не объяснение в любви. Но вы знаете, что у меня хорошие виды на будущее и я способен вас оценить, как, — снова гляжу на Лию, и Бинита перехватывает мой взгляд, — оценить как… как сокровище.

— Как кольцо с сапфиром, не правда ли? Ха-ха!

Я растерялся. Еще несколько па… В уме моем быстро завязался оживленный диалог: «Почему вы не ответили на мои письма? Маме все известно, поэтому она согласилась прийти сюда. Если бы вы знали, сколько я выстрадала!» — «Что за вздор, Лия, вы несправедливы ко мне. Я ведь не влюблен. Мной руководила только жалость… Простите меня!» Какая чушь! И что я выгадаю жестокостью? Лучше сказать: «Извините, что я вас долго не навещал. Занятия, знаете ли, конспекты… Устал, страшно устал! Никаких, сил нет». Фокстрот кончился. Я проводил Биниту до ее места. И спрятался в курительной. Что, если теперь подойти? Заговорить с Лией значило бы обидеть Биниту, пахнущую солнцем и морем. Пышно цветущее растение, влажное от пены волн, источающее радость и сладострастие. Тем не менее выхожу в коридор. В середине его находится открытый балкон. Стою там несколько минут, созерцая убогий городишко, разбуженный звуками бала. Мы в резиденции пожарных добровольцев. Ночная сырость охлаждает мой порыв: «Осел ты эдакий! Плюнь на Лию с ее страстями!» Иду в буфет. Там теснятся участники бала.