Современная португальская новелла - [106]

Тонио ушел с солнцепека, взглянул на ребят у воды и, чтобы отделаться от горьких дум, вновь взялся за работу. Трижды успел он тюкнуть молотком по гнилым доскам, как вдруг его резанул пронзительный детский крик. Отшвырнув молоток, старик ринулся к дверям и увидел: мальчишки замерли, молча и испуганно глядя на реку. Приставив руку козырьком к глазам, старик вгляделся и рассмотрел над взбаламученной водой знакомую белобрысую голову. Он не соразмерил сил, бросился бегом по узкой каменистой кромке берега. И четырех шагов не сделал, как ноги у него подкосились и он навзничь упал на камни. Правая нога отнялась. Голова внука, вспененная вода мелькнули перед ним и исчезли в темном тумане.

Ночь накинула на деревню черный холодный саван. На освещенных церковных часах только девять, но кажется, совсем скоро петухи возвестят о наступлении утра. По застывшим, звонким улицам, на которых ветер раскачивает печальные фонари, крадутся с опаской какие-то тени.

Когда вышли к дороге, Флавио прислонил тачку к высокой стене, окружавшей церковный двор, перевел дух. По шоссе в сторону Визеу пронесся, рыча, автомобиль. Свет фар выхватил из тьмы платаны и угол сада, потом слился со светом из окон кафе Мораиша. Едва стих шум мотора, женщина приказала:

— Пошли, пошли скорей! Никого нет.

Неохотно впрягшись, Флавио потащил тачку дальше. Тачка бесшумно катилась по мягкому асфальту, но вскоре пришлось свернуть налево, и железные колеса с грохотом и скрежетом запрыгали по неровной мостовой деревенской улицы.

Лаура была вне себя от ярости. За сломанную ногу свекра пришлось дорого заплатить и врачу и аптекарю. Какая глупость: реку эту курица вброд переходит, — ну, выкупался мальчишка, ну, перепугался, ничего бы с ним, чертенком, не сделалось. Платить такие деньги, когда они только-только встали на ноги. От зари до зари надрываются, по грошику едва наскребли на покупку семян и удобрений, вся утварь в доме пришла в негодность, крыша течет как решето. Хорошенькое наследство оставил им эта старая образина свекор. А теперь еще нога — сколько денег выброшено на ветер, а сколько дней придется за ним ухаживать, а сколько кур зарезать на бульон! Нет, решено: они платят половину расходов! Что из того, что старик обезножел по милости их Алваро: конечно, Элвира рада будет взвалить на них всю тяжесть, ни гроша не даст! Пусть не надеется, мерзавка! Лаура не из того теста, что муженек — тряпка, бестолочь, тупица! Сестру не может приструнить! Лентяйка, мошенница! А зятю вообще ни до чего дела нет — только бы глаза залить! Одним, значит, пироги и пышки, а другим синяки и шишки?! Не выйдет, сестрица! Все поровну! Она не она будет, если не заставит их влезть в это дело!

Колеса все громче стучали по выбоинам мостовой, и Лаура, внимательно следя за дорогой, заставила себя забыть на время об этих неприятных делах. Они прошли уже дом Россио, миновали неосвещенные лачуги на извилистой улочке; дорога шла теперь в гору. Задыхаясь, скользя по влажной мостовой, Флавио изо всех сил тянул тачку, но она еле двигалась. Лаура, упершись в заднюю стенку, яростно толкала сзади.

Они прошли еще несколько шагов и остановились, измученные, взмокшие, шумно отдуваясь в ночном безмолвии улицы. Не успели они передохнуть, как вдали послышался шум шагов. Супруги молча затолкали тачку в темную щель между домами, загородили ее собой и встали, как люди, занятые неторопливой беседой. Кто-то шел по улице, насвистывая «Старый Лиссабон», и шаги гулко отдавались в узком туннеле между черным низким небом и стенами домов. Флавио и Лаура прижались к стене, стараясь остаться незамеченными.

В нескольких метрах от них мужчина перестал свистеть и пошел медленнее. Вглядевшись в неясные силуэты, он хотел было обойти их, но все же поздоровался. Только Лаура ответила ему сдавленным голосом. Они вздохнули с облегчением, когда прохожий, свернув за угол, снова засвистел. Едва стихли его шаги, они снова вцепились в тачку и молча поволокли ее вверх.

Совершенно мокрые от пота, с трясущимися от напряжения руками и ногами, они достигли наконец цели. Гладкая и ровная долина тянулась до самой Фейры и там шла под уклон, к дубовой роще, к темной цепочке домов. Ночь здесь была словно еще непрогляднее, еще черней, фонари на столбах едва отбрасывали желтый свет.

После тяжелого подъема в гору сейчас казалось, что тачка катится сама. Передохнувший Флавио направил ее к трем маленьким домикам, прилепившимся на склоне Фейры. Они остановились у того, что был посередине, и Лаура сказала:

— Иди.

Не двигаясь с места, муж пробормотал:

— Поздно… Они уже легли, наверное…

— Ничего, встанут! Подумаешь, господа! Мы по их милости надрывались. — Пронзительный голос жены словно пришпорил Флавио: волоча ноги, он подошел к дверям, постоял несколько секунд неподвижно, потом медленно поднял руку, негромко постучал.

— Сильней!

— Да подожди ты, черт возьми!

В доме никто не подавал признаков жизни. Флавио снова постучал. Никакого ответа. Он снова занес кулак, когда внезапно распахнулось маленькое квадратное окошко и женский голос спросил, кто там.

— Это я, Флавио… — тихо ответил он.