Современная португальская новелла - [103]

Когда-то Араужу и впрямь казался мне другом или по крайней мере приятелем. Он ценил мое общество и выручал из денежных затруднений, в которых я пребывал постоянно. Араужу был нужен мне гораздо больше, чем я ему: я лишь изредка выполнял его прихоти — обычные прихоти богача. Этим и ограничивались мои услуги Араужу, если не считать того, что в служебное время я делал иногда для него кое-какие расчеты.

Что же удивительного в том, что я считал его настоящим, верным другом? Между тем проклятое преимущество Араужу — богатство — сказалось в полной мере уже в его свадебном подарке. Он преподнес нам великолепный сервиз для ужина на двенадцать персон. Самого Араужу на свадьбе не было, но роскошный подарок с лихвой покрывал его отсутствие. «Какая чудесная работа!» — сказала моя теща. «Изящно и не крикливо», — сказала растроганная Кармен. И только моя свояченица Мария, известная своим пренебрежением ко всему на свете, осмелилась возразить общему мнению: «Подумаешь! Мы и не такое видали!» — на что теща откликнулась сурово: «А ну-ка помолчи. Может, ты на золоте привыкла есть?!»

Прошло немало времени, прежде чем Араужу появился у нас в доме. Я всегда спрашивал его при встрече: «Когда же ты к нам выберешься?» Он отвечал уклончиво: «Как-нибудь непременно… Уж больно далеко ты забрался… У меня столько дел…» (Я жил на окраине. Вы ведь знаете, что только там еще можно дешево снять домик. Во всем решительно нас оттесняют — если не хочешь жить в темной душной конуре, изволь тащиться на окраину.) И вот этот день настал: Араужу решился. Кармен чистила, мыла, скребла, вытирала пыль, переставляла мебель. Я купил портвейна и принес пирожных из кондитерской на Байша. Заварили чай. Извлекли на свет божий знаменитый сервиз. При всем своем убожестве дом наш выглядел очень мило. Вечер явно удался: Араужу изъявил желание посмотреть мои книги, но заинтересовали его только те, что были по счетоводству, бухгалтерскому делу и промышленности. Да, это был деловой человек в полном смысле слова, но в тот день он был очень любезен и общителен: рассказывал забавные анекдоты, смешил Кармен. Было какое-то особое очарование в его элегантном и строгом костюме, в его неторопливой, уверенной повадке, которая приобретается долгой привычкой распоряжаться людьми. С первого взгляда чувствовалось, что у этого человека все в полном порядке, что положение его в обществе незыблемо.

Потом Араужу стал частенько заходить к нам. Он возил нас в театры и кино, заказывал ужины в великолепных ресторанах на Байша. Я чувствовал себя по-дурацки из-за этого внезапного интереса Араужу к нам — уж очень разную жизнь мы вели. Но все мы склонны к глупой сентиментальности, а я тогда еще верил в дружбу. Однако с Кармен стало происходить что-то странное и очень мне не нравившееся. Если Араужу в субботу не появлялся или не назначал нам в кафе свидания, она становилась раздражительной, вспыхивала по пустякам. Она больше не штопала мне носки, и на столе все реже появлялись вкусные блюда, на которые она была великая мастерица. Она вдруг стала одеваться эксцентрично, как и до замужества: снова появились короткие юбки, туго обтягивавшие грудь блузки, снова пошли в ход духи и тушь для ресниц. Можно было, конечно, отнести это на счет извечного женского кокетства — ведь благодаря Араужу мы теперь выходили из дому гораздо чаще, чем прежде. Она еще совсем девчонка, вот и прихорашивается, уговаривал я себя, но постепенно во мне просыпалась что-то похожее на ревность. Только потом, гораздо позже, припомнил я насмешливые и двусмысленные взгляды нам вдогонку в тех местах, где мы часто бывали втроем. Я был доверчив и не видел ничего плохого в том, что Араужу особенно нежен с Кармен, что при встрече они слишком долго пожимают друг другу руки, что танцуют они с чрезмерным увлечением. Кармен, может быть и не понимая этого, явно теряла голову. Араужу вел свою роль — роль мужчины, для которого красивая женщина — прежде всего красивая женщина, а чья она жена, не так уж важно. Кармен была хороша собой и неглупа, Кармен прекрасно танцевала. Они составляли отличную пару. Кроме того, на Кармен неотразимо действовал контраст — не между мной и Араужу, нет, а между образом жизни Араужу и моим, между домом Араужу и моим, между обедами в дорогом ресторане и нашими домашними.

Стирать, крахмалить и гладить, мыть жирную посуду, каждый день ощущая тот особый затхлый запах, который всегда стоит в домах «так себе» (а время-то проходит, и дом ветшает и уже с натяжкой может быть назван «так себе»), проделывать поистине цирковые номера с деньгами, чтобы растянуть их подольше и тратить поравномернее, — как все это отвратительно!

Кармен забыла, что она моя жена. Развязку ускорило и то, что у нас не было детей. Мало-помалу наши надежды на рождение сына превратились в мои надежды. А ведь когда-то мы вместе мечтали об этом, я говорил с Кармен о светлом будущем… «Для нас?» — спрашивала она. «Да, для нас. И для него», — отвечал я.

Однажды, вернувшись домой, я не нашел ее и увидел, что все перевернуто вверх дном. Я смирился, как смиряются все обманутые мужья, недостаточно решительные, чтобы пойти и убить, недостаточно циничные, чтобы понять. Я был раздавлен и ощущал странную тоску: мне хотелось вернуться назад, в беззаботные времена, в детство (впрочем, в детстве старший брат бил меня смертным боем, а отец находил это совершенно правильным).