Современная ирландская новелла - [11]

— Вольно, ребята, стоять вольно, — пробормотал генерал, слабо махнув им желтоватой рукой, — стоять вольно!

— Вольно! — повторил за ним бригадир, и солдаты встали вольно, привалясь кто к стене, кто к изножью кровати.

— Солдаты, — продолжал генерал, — я верю, вы поддержите нашу боевую честь, нипочем не отступите, помрете, но не сделаете ни шагу назад, погибнете, но не сдадитесь. Вас ждут всякие опасные бои, и многие из вас больше не вернутся сюда, где вы сейчас живете; но вы не сробеете, потому как вы солдаты, раны вам нипочем, и смерть нипочем, и для вас это честь — погибнуть на поле битвы. В этот раз я не могу повести вас в бой, мне обе ноги на клочки разорвало картечью, вот я и должен торчать здесь, но я буду молиться за вас во время похода; а у вас есть два офицера — бригадир Уоррен и полковник Кэссиди, так они будут вместо меня, а уж лучше их ни в одной армии мира не сыщешь.

Он протянул желтоватые пальцы — совсем как длинные тонкие палочки из слоновой кости — и взял лежавшую рядом с ним на постели держалку для бумаг, а в ней был план местности, и на нем синим, зеленым и красным карандашом нарисованы все ближние улицы и переулки — не рисунок, а загляденье.

— Вот план наступления, — объяснил генерал. — Маунтджойская тюрьма — болыной — преболыпой форт, самый что ни на есть главный из всех, какие нам надо захватить. Но чтоб взять его, надо, чтобы сначала пали все другие крепости и форты: Дерринейн — пэрейд, Килларни — пэрейд и Гленгарифф — пэрейд — это будут форты на левой стороне…

— Фланге, — прошептал Рокки, — на левом фланге.

— На левом фланге, — продолжал больной мальчуган. — Форты на левом фланге надо атаковать первым делом, по одному зараз, ясно? Только надо глядеть в оба: если будет какая вылазка с главного форта, как бы нас не захватили с заду…

— С тылу, — прошептал Рокки Уоррен.

— С тылу, а то мы, а то нам… — он запнулся, подыскивая нужное слово.

— А то нам труба, — подсказал один из солдат.

— Во — во, — подхватил командир, — а то нам труба; так вы глядите, чтоб нам не была труба. Вы, бригадир, произвели разведку форта? — обратился он к Рокки. — Какие будут ваши действия?

— Дайте‑ка мне поглядеть на карту, — сказал бригадир; он взял с постели план и начал его рассматривать, ставя тут и там точки карандашом. — Мы пошлем двух солдат и капрала под командой полковника Кэссиди по Инишфоллен — пэрейд на пустырь — ну, который перед Маунтджойской тюрьмой; пускай там окопаются и, если будет какая вылазка из форта, пускай задерживают врага; ну а если им очень уж трудно придется, пускай капрал Демпси три раза свистнет в свой свисток.

— Ну да, — усомнился командующий, — а вы его разве услышите?

— А то как же, — сказал Демпси и козырнул ему. — Это судейский свисток, он ужас как громко свистит.

— Вот это да! Где же ты его раздобыл, черт тебя дери? — удивился генерал.

— Мой дядя был раньше судьей, — сказал Демпси, — он мне его и дал.

— Ну, с таким свистком ты должен быть повыше капрала, — решил генерал. — Назначаю тебя старшим сержантом. Подойди ко мне и стой тут, сейчас все сделаем.

Демпси подошел к постели и козырнул. Генерал сделал нагрудный знак с тремя красными полосками — как у всамделишного сержанта; поверх них наклеил желтый трилистник, потом, намазав густым клейстером, прилепил все это Демпси на куртку, справа. Демпси снова козырнул и вернулся на место.

— Как услышим три свистка, — продолжал бригадир, — я сейчас гоню половину полка на помощь полковнику Кэссиди; а другая половина удерживает, что захвачено, пока те отбивают атаку.

Вот так мы с Рокки — два полководца — и наши солдаты сражались во многих боях, отступали и наступали, одерживали победы и несли поражения, но в конце концов всегда захватывали форт, город, страну во славу Легионов Трилистника; и вот однажды после трудного дела, разгоряченные победой — наша армия только что взяла с боя Сент — Игнейшиус — роуд, на фланге у форта Маунтджой, — мы с Рокки спешно отрядили одного мальчонку, бегавшего не хуже зайца, чтобы он передал генералу добрые вести; ожидая его возвращения, все мы расселись вдоль обочины — солдаты на одной стороне улицы, мы с Рокки — на другой.

Гонец не заставил себя долго ждать. Он мчался к нам, срезая угол, и, задыхаясь, выкрикивал на бегу:

— Он умер! Кончился! Жёлтик!

— Как это так — кончился? — спросил Рокки подбежавшего мальца. Рокки, Джонни и солдаты окружили его, все были напуганы тем, что могла означать эта новость.

— Кончился? — снова спросил Рокки. — Да ты почем знаешь? Тебе что, его старуха сказала?

— Да нет, нет же, — с трудом выдохнул гонец. — Я видел, там надпись такая, чего уж ясней!

— Какая такая надпись? Где надпись? Да говори ты толком, черт тебя подери!

— Ну, на дверях у него, на дверях у Жёлтика, написано чернилом на такой карточке с черной каемкой, а кругом карточки креп, и белая лента бантом завязана, и написано: «Господи Иисусе, смилуйся над его душой».

— Надо бы разузнать наверняка, — буркнул Рокки и двинулся медленным шагом, Джонни с одного бока, сержант — горнист с другого, а остальные — позади, кому как вздумается; прошли кусочек Драмкондра — роуд до переулка Инишфоллен — пэрейд, где жили я, Рокки, Жёлтик и еще кое‑кто из ребят; на этом перекрестке с одной стороны стояла школа отца Гаффни — большое новое здание из ярко — красного кирпича, выходившее фасадом на Драмкондра — роуд, а с другой — мясная и бакалейная лавка Кирни; она тоже выходила фасадом на улицу, а торцом — в наш узкий Инишфоллен — пэрейд, и там, за широкими воротами, скрывался двор лавки, где закалывали свиней.