— Но я вам говорю, что у меня нет…
— Есть, неправда. Прошу вас.
— Право, нет. У maman есть одна, и я могла бы утащить ее…
— Ну, вот!
— Хорошо, утащу. Но так как я для вас преступлю восьмую заповедь, то вы также должны сделать для меня одолжение.
— А именно?
— Напишите мне что-нибудь в альбом.
— С удовольствием. Мне уже мерещится конспект стихотворения. Но на карточку, значит, я уже могу рассчитывать?
— Можете.
Ластов подпрыгнул с помощью альпийской палки на сажень от земли и испустил веселое рычание, испугавшее даже фюрера, шедшего за ними.
— Was haben Sie, mein Herr[112]? — спросил он, очнувшись.
— Ich jodle[113].
По уходе экскурсантов на балконе гриндельвальдской гостиницы остались лишь наши шахматисты. Но о шахматах ни один из них не думал; те так и остались в экипаже. Змеин, налегшись на перила, глядел рассеянно в солнечный ландшафт; его, казалось, занимало одинокое облако, парившее около вершины Мёнха, сурового отшельника гор, почти никогда не снимающего с головы своей серой капуцы. Лиза также безмолвствовала, но черты ее не показывали обычного спокойствия, взор ее поднимался несколько раз на собеседника, нижняя губа страдала от зубов, которые ее немилосердно теребили. Но вот она оправилась, сжала с решимостью губы, прищурила глаза и сделалась еще бледнее обыкновенного.
— Александр Александрович, — произнесла она сдержанным голосом, в котором, однако, тщетно старалась подавить признаки внутреннего волнения, — я хотела бы серьезно поговорить с вами.
Змеин с любопытством взглянул на нее.
— Да? Разве мы и так не говорим всегда о предметах серьезных?
— Только не о таких. Скажите наперед: вы наверное уезжаете завтра?
— Думаю.
— Так можно, значит, говорить без обиняков. Все-таки не увидимся более.
Внимание Змеина удвоилось.
— Я слушаю.
— Отец мой, Александр Александрович, дает за мной, в случае моего замужества, пятнадцать тысяч; это, если хотите, и немного, но, считая по пяти процентов — в год это даст все-таки семьсот пятьдесят рублей — сумму, вполне достаточную для одного человека. Я не идеал женщины, еще менее ваш идеал, но идеалы существуют в одном воображении. Мы, смертные, все с недостатками и слабостями. Между тем я не могла не заметить, что вы отдаете мне предпочтение перед всеми здешними дамами, что вы ищете даже моего общества — явный признак, что я вам несколько нравлюсь; а так как и вы мне не то чтобы не нравились, то… какого вы мнения насчет законного брака? Я заговорила сначала о приданом, чтоб показать вам, что тут нет корыстных видов, что я могу просуществовать и без вас.
Стараясь говорить как можно спокойнее, практичнее, экс-студентка все-таки вздохнула из глубины души, когда облегчила себя признанием; на бледных щеках ее появились два розовых пятна.
Змеин уставился в пол, насупил брови и промычал:
— Гм…
Девушка не вытерпела.
— Итак?
Он с усмешкою поднял голову.
— А что же ваша решимость никогда не выходить замуж? Что профессура?
Лиза нетерпеливо топнула ногой.
— Я полагаюсь на вашу деликатность, а вы рады поточить зубок. Из моего предложения вы можете, кажется, ясно видеть, что ваши лекции не пропали даром.
Лицо Змеина сделалось серьезным.
— Откровенность за откровенность, Лизавета Николаевна. Вы мне действительно нравитесь: вы прямодушны, без всякой фальши, вы начитанны, вы играете изрядно в шахматы, но для жены, для матери, для хозяйки требуется нечто более…
— Но ведь я еще молода? — перебила Лиза. — Мне всего восемнадцать, в будущем мае минет девятнадцать. Под вашим руководством я могу исправиться, я переломлю себя…
Змеин усмехнулся.
— Под моим руководством? Мне вас учить бульон варить, детей качать? На одно — требуется навык, на другое — чувство… Чувство, конечно, я мог бы еще вдохнуть в вас…
— И уже вдохнули!
— Бог весть! Может быть, это только так, фантазия, минутная вспышка. Я молод, не дурен собой, неглуп — нетрудно было произвести на вас некоторое впечатление. Но я-то, я за что привязался к вам? Ведь есть же на свете и другие женщины начитанные и играющие в шахматы, но и с чувством, с знаниями в хозяйстве?
Лиза даже не обиделась от этих резких слов.
— Я также молода, недурна собой и неглупа — вы полюбили меня за то же, за что я вас. Ангелов, как сказано, нет на свете, и если вы не хотите, то как знаете; никто вас не принуждает.
Змеин схватился за голову.
— Если б вы знали, какой у меня здесь сумбур! Я вижу все ваши недостатки, а между тем так привязался к вам, что трудно отказаться. Ведь и я думал сделать вам предложение… Боялся отказа, боялся будущности… а теперь что-то страшно. Дайте обдумать…
— Обдумайте. Я уйду…
— Нет, оставайтесь. Лучше я сам пройдусь на вольном воздухе, может быть, прояснятся мысли. Как только решусь на что — тут же вернусь к вам.
— Ступайте.
С час уже дожидается Лиза возвращения Змеина. Она вошла с балкона в дом, прохаживается взад и вперед по обширной столовой гостиницы, то присядет, то опять примется ходить. Приближаясь к стеклянной двери на балкон, она всякий раз окидывает быстрым взглядом долину. Снова подходит она к двери — в глазах ее блеснуло беспокойство: по дорожке, между изгородями, приближался Змеин. Она осмотрелась в комнате и присела на диван; потом, одумавшись, вскочила и, как бы желая отдалить роковую минуту, поспешила на балкон и захлопнула за собою дверь. Не успела она принять непринужденную позу на своем стуле, как зазвенела дверь и грянул к ней Змеин.
