Современная греческая проза - [18]

Леонидас Рагусис удобно уселся в кожаное кресло, после того как взял, внимательно выбрав из разных углов библиотеки, несколько томиков и налил из стоящего неподалеку бара на три пальца своего любимого односолодового виски, совсем не разбавив его водой – только один кубик льда. Надел свои очки для чтения и начал перелистывать книги, одну за другой.

Он медленно переворачивал страницы, иногда слюнявя палец, и то и дело останавливался и приклеивал на краешек стикер или делал пометки в маленьком блокноте на пружине.

Каждый раз, заканчивая с книгой, он оставлял ее раскрытой в легкодоступном месте, на одной из переносных подставок, а затем безо всякого выражения принимался за следующую.

Уже прошло, должно быть, два часа (в таком увлеченном состоянии он терял ощущение времени), когда он снова решил наполнить свой стакан – в виде исключения, конечно, поскольку он никогда не позволял себе второй стакан, дабы всегда сохранять трезвость мысли.

На этот раз он налил на два пальца, но снова добавил неизменный кубик льда.

На рассвете, «зело рано»[15], он вдруг понял, что свет в библиотеке усилился, поскольку помимо четырех висячих сфер в диалог с электрическим накалом вступили первые лучи, проникавшие через окна.

Все подставки в комнате были нагружены большими раскрытыми томами по физике, химии, математике и геометрии, а в центре стола лежали большие листы бумаги, покрытые выполненными толстым черным маркером черновыми чертежами вместе с пояснениями, математическими формулами и разнообразными перечеркнутыми расчетами.

Леонидас Рагусис выпил последний глоток из своего стакана, немного ослабил ремень, расстегнул на шее рубашку и с удовлетворенной улыбкой впервые откинулся в кресло.

Он склонил тело, устроил поудобнее голову и закрыл глаза, зная, что может позволить себе роскошь двухчасового (или около того) сна.

Сон Леонидаса Рагусиса

Шел он, значит, по густому ночному лесу – ни луны, ни света звезд. Черная тяжесть с неба ложилась ему на плечи. Тропинки разворачивались концентрическими кругами, ведя его, он и сам не знал куда.

Потерянный, утомленный и голодный, бродил он часы напролет, пока наконец не заметил домик на поляне. Но, приблизившись, понял, что это очень странный домик. Он был сделан из взбитых сливок и бисквита. Посыпан сахаром, а крыша была сделана из больших кусков шоколада. Будучи голодным, он подошел и отломил кусок шоколада с черепицы.

– Нет-нет! Не ешь! – послышался детский голос.

– А ты кто такая? – спросил он девочку, выглянувшую из дома.

– Меня зовут Гретель.

– А почему же нельзя есть? Это же вкусный шоколад…

– Нет, – ответила девочка, – это не знакомый тебе шоколад. В нем искусственная мука, красители, сорбиновая кислота и бензоат натрия, тиабендазол, гесаметилентетрамин, формальдегид, диметилдикарбонат, декстрины, глютамат калия, глицин и глицин натрия.

Он, после нескольких секунд замешательства, отбросил в сторону кусочек странного шоколада и, почти умоляющим тоном, сказал ей:

– Но я голоден… У тебя нет ничего поесть?

– Почти ничего, – сказала девочка и тотчас добавила, – потому что… иди, посмотри…

Она взяла его за руку, и они вошли в дом. Пройдя по прихожей, декорированной в стиле рустик, она открыла большую дверь, и в тот же миг они оказались в огромном тускло освещенном коридоре.

Они начали быстрым шагом продвигаться вперед. Картины последовательно сменяли одна другую, так же, как и освещение, которое то тускнело, то вспыхивало отблесками света, словно на экспонаты падал свет вращающихся прожекторов. Окостеневшие животные, окаменевшие оленята, истлевшие одежды на иссохших фигурках, огромные пауки с маленькими черепами, высохшие русалки, мумифицированные медвежата, засушенные кукольные домики.

Будто в замедленной съемке черно-белого длинного киноплана он увидел, как в гробу спит Белоснежка, откусив от генетически модифицированного и накачанного удобрениями яблока, семеро козлят были целы, но мертвы, наполненные диоксинами, корзинка Красной шапочки – нетронута, и над ней то и дело зажигался красный огонек, предупреждающий о содержимом: сыр с корочкой антибиотиков, рыба с кадмием и ртутью, морепродукты с токсинами, мясо теленка, больного ящуром.

Еще он увидел увядший от инсектицидов бобовый стебель Джека и десятки сдохших от птичьего гриппа гадких утят, разбросанных на бесплодных окаменелостях в тех местах, где бросал свои камушки Мальчик-с-пальчик. Он встал в конце коридора, там, где света было меньше, и посмотрел на скелет в разодранном бархате с остатками соломенных волос.

– Это Чудовище? – спросил он.

– Нет, – ответила ему Гретель. – Это была Красавица!

Тотчас они вновь очутились в маленькой прихожей в стиле рустик.

– Ну, что? – сказал он. – У тебя нет ничего поесть?

Девочка оставалась неподвижной, словно была в сомнениях или раздумьях.

– Отец, – сказала она нему, – принес превосходных сардин, которых он выловил утром… Это единственное, что есть под нашим фонарем. Хочешь?

Именно в этот момент Леонидас Рагусис открыл глаза.

Брифинг с техническими советниками

Он начал медленно писать, используя по обыкновению перьевой стилограф и темно-синие чернила. Хотя он и не отличался выдающимися каллиграфическими способностями, буквы у него были большие, разборчивые, с кое-какими декоративными росчерками, особенно в «а» и в «е» у гласных и в «т», «д» и «ф» у согласных – зубных, как он имел обыкновение многозначительно заявлять, демонстрируя хорошее школьное образование.