Современная французская новелла - [7]

Думается, что такая точка зрения завоевывает сегодня во Франции все больше и больше сторонников. В самом деле, в той или иной степени все новеллы, с которыми познакомится читатель нашей книги, убеждают в том, что их авторов ни в коей мере не привлекает чистая игра форм и литературное экспериментаторство, понимаемое как главная цель искусства.

При всей новизне в области стилистики, композиции, образной системы новеллы, собранные в этой книге, привлекают тем, что они продолжают лучшие традиции французской реалистической литературы, всегда видевшей свою главную цель в том, чтобы наиболее правдиво и глубоко изобразить человека.

Н. Ржевская

АНДРЕ ДОТЕЛЬ

Перевод Н. Кулиш

Дорога на Монреаль

Милон — маленький городок, скорее похожий на деревню. Стоит только отойти от площади — и не увидишь ничего, кроме разбросанных по сельским улицам домов, почти сплошь ветхих. Есть в Милоне что-то вроде предместья, с часовней, и это предместье само по себе — целая деревня, называется оно Сен-Меан.

Именно в Сен-Меане находилась небольшая форма, которой владел Тьерри Шалей. Когда-то давно его родители почти полностью разорились, а братья и сестры разъехались в разные концы страны. Он попытался продолжить техническое образование, потом занимал разные должности в округе и долгие годы трудился, заботясь лишь о том, как бы накопить побольше денег, и не позволял себе никаких развлечений. Он так и не нашел случая жениться, да, впрочем, и не искал его. Тьерри было уже за сорок, когда ему удалось наконец вернуть себе отцовскую форму и часть земель, но он продолжал работать без устали, пока не стал владельцем небольшого поместья. К пятидесяти годам он добился завидного положения. Жил он один, со старой служанкой, и уверял, что больше ему и желать нечего.

Вышло так, что Тьерри подружился с Брентарами, владельцами богатой усадьбы; их тридцатипятилетняя дочь Жюстина была еще не замужем. В течение двух или трех месяцев Брентар каждую неделю неизменно приглашал Тьерри на воскресный обед. Тьерри внушал ему глубокое уважение. В свои шестьдесят лет Брентар имел за плечами немалый опыт земледельца и мог оценить по достоинству спокойное упорство Тьерри. Оба любили вспоминать годы, когда их семьи связывала тесная дружба; но пока еще ни тот, ни другой не помышляли о возможном браке. Первыми об этом заговорили односельчане, они принялись обсуждать разницу в возрасте жениха и невесты, а также ценности, которые ставились на карту, — состояние Брентаров, серьезность и положительность Шалея.

Собственно говоря, Жюстина, по-видимому, давно уже решила, что останется старой девой. В юности ей дали хорошее образование, даже посылали учиться в Англию. Она перенесла долгую болезнь, и, хотя потом совершенно выздоровела, родители продолжали всячески оберегать ее. Чтобы избавиться от скучного житья в деревне, где ей позволили бы заниматься лишь какой-нибудь пустяковой работой, Жюстина нанялась гувернанткой в одну английскую семью. Она учила детей французскому языку и жила тихой, размеренной жизнью, которую несколько оживляли путешествия и праздники. Потом дети выросли, и вот два или три года назад, когда мать Жюстины заболела, девушка вернулась в Сен-Меан. С этого времени она взяла на себя все хозяйственные заботы и целиком посвятила себя работе на ферме, радуясь, что наконец-то стала настоящей крестьянкой.

После того как Тьерри Шалей отобедал у Брентаров три воскресенья подряд, они сказали себе: «А в самом деле, почему бы им не пожениться?» Тьерри тоже подумывал об этом, думала, несомненно, и сама Жюстина; однако Тьерри не торопился делать предложение, и Брентар с женой решили, что надо выждать время. Несколько месяцев их отношения не выходили за пределы дружбы. Как-то Жюстина собралась в Реймс за покупками, и Тьерри подвез ее на машине. Но и после этого ничего не изменилось. Делу (или, если хотите, идиллии) предоставляли, так сказать, идти своим ходом, чтобы все выглядело столь же естественно, как брак между молодыми людьми. Кто знает, а вдруг Жюстина и Тьерри поняли друг друга с полуслова? Так или иначе, а в Сен-Меане разнесся слух, что вскоре после уборки урожая будет назначен день свадьбы. Брентар уже договорился об этом с каноником Милонской церкви.

Первое воскресенье июня ничем не отличалось от предыдущих. Как обычно, Тьерри явился к аперитиву. У Брентара в тот день обедали брат с женой и двумя сыновьями. Обед прошел удачно. Тьерри чувствовал себя счастливым как никогда. Жюстина, хозяйничавшая за столом, то и дело оказывала ему маленькие знаки внимания. Порой Тьерри задерживал подолгу взгляд на ее лице, таком молодом, таком лучезарном… В любой истории, как бы ни была она банальна, всегда есть момент чуда, который трудно уловить, но от которого зависит исход событий. Возможно, в данном случае это был именно тот момент, когда Тьерри взглянул в окно и увидел, что небо у самого горизонта словно разорвано надвое.

Дом Брентаров — самый крайний в Милоне или, если угодно, в Сен-Меане. Северный угол дома, в котором размещалась большая парадная зала, выходил на дорогу, где прохожие попадались редко. Это была беркурская дорога. Когда-то ее называли «дорогой на Монреаль», потому что по ней обычно уходили те, кто отправлялся искать счастья в Новом Свете. В Милоне не было железнодорожной станции, и, пока не появился автобус, доставлявший пассажиров в Ретель, приходилось садиться на поезд в Беркуре. В былые времена можно было встретить на этой дороге одинокого эмигранта или целую семью, направлявшуюся в двуколке, а то и пешком, к далекой цели своего путешествия, которую они наугад называли «Монреаль». С той поры за дорогой сохранялось это название. Вот о чем вспомнил Тьерри, когда заметил на горизонте, над уходящей вверх дорогой, странную трещину, как бы прорезавшую небо вдалеке за продолговатыми, наслоившимися друг на друга облаками. Когда долго смотришь на линию горизонта, глаз обычно стремится отыскать в голубом просторе что-то необычайное, каких-то небывалых птиц, потому что свет и лазурь всегда сулят нам невероятные открытия.