Современная французская новелла - [8]

Конечно, мысль, мелькнувшая у Тьерри, была очень неопределенной, но она пробудила его любопытство, и он спрашивал себя, что за птицы ему померещились. Когда кончили пить кофе и вышли во двор поразмяться, Брентар захотел показать родственникам конюшню, оборудованную по последнему слову техники, и только что купленную сельскохозяйственную машину. Тьерри снова поглядел в раскрытые ворота на небо и не мог устоять перед желанием выйти пройтись. Жюстина со служанкой остались наводить порядок в зале.

За фермой простирались луга, кое-где перемежавшиеся картофельными полями; они огибали холм, такой крутой, что линия дороги, уходившей вверх, казалась просто темной чертой на фоне неба. С холма дорога спускалась к ручейку, а затем сразу начинался новый подъем, еще круче и длиннее первого, более настойчиво наводивший на мысль о долгом путешествии. Тьерри дошагал до вершины холма, чтоб взглянуть на этот второй подъем. Вообще говоря, он не испытывал ни малейшего желания уехать отсюда, хотя нередко у него и возникало такое ощущение, словно он заточен в своей деревне. Но это место на склоне холма ему очень нравилось, казалось, это был некий порог, за которым открываются невообразимые дали и даже, можно сказать, само будущее. В разрыве облаков разливалось какое-то сияние, разгоравшееся все ярче, хотя света не прибывало. Тьерри уже собирался повернуть назад, как вдруг заметил шагах в двухстах, у моста через ручей, женщину, шедшую ему навстречу. Она несла небольшой чемодан.

Тьерри немного помедлил, просто из любопытства. Женщина присела на перила моста.

Для деревенского жителя желание непременно допытаться, узнать, кто такой или кто такая встретился ему там-то и там-то, — мучительная, неуемная потребность. Не выяснять сразу, с кем имеешь дело в такой глуши, как Милон, кажется чем-то совершенно недостойным, почти постыдным. «Время у меня есть, — подумал Тьерри. — Там, у Брентаров, они еще не скоро покончат с этой машиной и прочим оборудованием». И он спустился по дороге к ручью.

Когда он был в десяти шагах от нее, женщина вскинула голову, но тут же отвернулась с безразличным видом. Казалось, она даже не ждала от него приветствия. Нездешняя. Поравнявшись с ней, Тьерри остановился, но незнакомка так и не взглянула на него, и он спросил себя, для чего ему было останавливаться. В голове промелькнуло: «Чудесные золотистые волосы… Лет, наверное, сорок пять… Лицо измученное… Прекрасное лицо…»

Лицо женщины было необыкновенно чистым, несмотря на прорезавшие его морщинки. Тьерри не нашелся что сказать, пораженный несоответствием между усталым выражением этого лица и его сиянием. Платье на женщине было простое и аккуратное. У ее ног стоял маленький чемоданчик. Он хотел спросить: «Вы из Беркура?» Но почему-то сказал:

— Вы из Монреаля?

И еще не успел поправиться, как она ответила, глядя ему прямо в глаза:

— Да, я из Монреаля.

Он хотел выразить удивление, но смог произнести лишь несколько бессвязных фраз: «Не может быть! Вот это да! Ну и ну!» Она улыбнулась.

— Я два года как из Монреаля. А сегодня приехала из Шарлевилля. Я опоздала на автобус в Беркуре.

Опоздала на автобус и пришла пешком. Но зачем она направлялась в Милон? Может быть, у нее тут родные? Тогда он должен был бы знать ее семью. Однако он не испытывал на сей счет ни малейшего любопытства. Его заворожило слово «Монреаль». Эти серые, очень светлые глаза видели Монреаль и, наверное, были еще полны образов этого далекого города, а может быть, неведомых лесов и морей. Вот почему они обладали чарующей глубиной. Надо было заговорить с ней. Он сказал:

— Вы, конечно, порядком устали. Прошли от Беркура пять километров с чемоданом.

Он мог бы предложить ей нести чемодан. Такая мысль у него была, но он не решился ее высказать. В сущности, он испытывал только одно желание — остаться здесь, рядом с этой женщиной. Он не отрывал взгляда от ее глаз, от ее волос. Даже морщинки на ее лице странно притягивали его. За их тоненькой сетью он угадывал черты непостижимой юности. Эта женщина, должно быть, пережила испытания, которые укрепили в ней врожденное целомудрие. Она не ответила на его слова. Только чуть заметно пожала плечами. Неповторимое движение. Он вскричал: «Матильда!»

Она восприняла это с таким безразличием, что он тут же спросил:

— Матильда… Вы ведь Матильда Сельва?

Она снова пожала плечами. Потом поднялась и сказала:

— Мне надо идти!

Тьерри не счел возможным ни удерживать ее, ни идти за ней следом. Он был совершенно уверен в том, что узнал Матильду, но говорил себе, что мог ведь и ошибиться. А может, она просто не хотела, чтоб ее узнали. Он поглядел ей вслед и, только когда она была уже на расстоянии сотни шагов, повернул обратно, в Сен-Меан.

Матильда… Девушка, которую он знал лет тридцать назад, когда еще жил на ферме с родителями. Ей было тогда четырнадцать лет, ему едва минуло двадцать. Собственно говоря, она не была его подружкой. Он часто встречал ее на улице. Раза два или три говорил с ней. Все это вдруг вспомнилось с необыкновенной четкостью. Однажды он встретил ее на лугу, когда ходил за грибами. Она спускалась по дорожке впереди него, споткнулась и упала на куст диких роз, а потом нарвала себе букет. И так как он казался очень расстроенным из-за того, что не нашел ни одного гриба, она подарила ему цветок мальвы, который держала в руке. И залилась смехом. В другой раз — было это в середине октября — она собирала орехи. Он увидел, как она попала в заросли крапивы, и подошел, чтобы помочь ей выбраться оттуда. А она дала ему две пригоршни орехов. Они снова перебросились несколькими словами. Наконец, однажды он встретил ее с матерью на милонской площади, у входа в кино. Самый примитивный кинотеатр, с длинными скамейками. Он сел между Матильдой и ее матерью и вдруг положил руку на руку Матильды. Так они просидели до конца фильма. И ничего больше никогда не было. Он не влюбился в Матильду, она была слишком молода для этого. А в тот день, когда она уехала вместе с родителями… Да, вот это было, пожалуй, странно…