Современная чехословацкая повесть. 70-е годы - [137]

— Пока, — сказала Ладена и протянула мне руку.

— Пока, — сказал я, не пытаясь ее удержать.

Она не обернулась.

Всё.

Я побежал за ней, схватил за руку.

— Ты это что, серьезно? — проговорил я, задыхаясь.

Потом повысил голос, словно испугавшись, что останусь один на один с тем, что произошло:

— Наверно, надо все-таки договориться, как быть дальше, или тебе безразлично?..

— Наверно, ты мне все-таки позвонишь?

— Я не о том.

— О чем же?

— Я хочу пойти посидеть с тобой куда-нибудь…

— А я хочу вернуться в общежитие, — сказала Ладена сухо.

— Но можно все-таки договориться… — сказал я снова, хотя и сам не понимал в эту минуту, чего добиваюсь.

— О чем ты хочешь договариваться? — посмотрела она так серьезно и открыто, что я невольно отвел взгляд.

Это был прямой вызов. Вполне нам можно было бы назвать вещи своими именами, но ни она, ни я этого не хотели.

— Поговорить можно обо всем, — дипломатично сказал я, — только спокойно, не на тротуаре. Что, если нам зайти на Вифлемской площади в наш погребок? Нам было хорошо там.

Она молчала. Смотрела куда-то вдаль, поверх меня.

Потом сказала:

— Вон, можем взять такси!

В такси мы забыли на заднем сиденье букет. Я купил новый и поцеловал Ладену в щеку. Она нагнула голову. Я видел от корней ее нежные волосы, по которым столько раз уж проводил рукой. И сделал это снова. Но безрезультатно. Если девчонка заберет себе что-то в голову, надо или уж признать ее правоту, или уйти. Ни того, ни другого я не сделал. Уйти еще, пожалуй, было бы возможно, будь я железно убежден, что между ней и Рихардом ничего нет. Последнее мучило меня больше всего. Больше предстоящего развода. Но речь об этом я завел не сразу. Сначала поговорили о разной ерунде, причем болтал главным образом я, а не Ладена, поскольку я старался отогнать от себя мысль о ее отношениях с Рихардом. И старался изо всех сил, но голова моя после второй рюмки красного плохо мне повиновалась. Чтоб разрядить неловкость, я, например, сказал:

— Так тебе в общежитии не нравится? Там ведь у вас, наверное, ужасно весело?

— Наверное, — ответила она и снова посмотрела тем открытым взглядом, каким смотрела час назад на тротуаре.

— Постой, — сказал я, чтобы сразу исключить все подозрения на этот счет, — мне интересно: как вы с Вишней организовали свою жизнь в совместном блоке?

— Сказать, чтобы особенно удобно, не могу… Но обжились. Теперь привыкли, а в начале…

— Что в начале? — спросил я с любопытством.

— На первом курсе мне по вечерам часто бывало грустно. Особенно недоставало мамы. Знакомых в Праге не было, не знала, куда и пойти…

Ладена говорила искренне, и я немедленно это использовал.

— А после? — спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

Она подняла голову, а рюмку, которую поднесла к губам, поставила на стол.

— После ты уж, наверно, знала, куда пойти и как употребить свободное время? Я имею в виду после того, как повстречала Рихарда.

Я выпалил это одним духом, наверно, потому, что где-то в подсознании не оставлял ни на минуту мыслей о Ладенином прошлом и был готов вести с ней разговор о Рихарде до ночи. Не то чтобы я ревновал. Не в этом дело. Ладена дразнила меня своим молчанием, ничего толком о себе не рассказала и была не такой, как это на первый взгляд могло казаться. Другому парню было бы не важно, откуда девочка и как она вела себя до знакомства — особенно если она была бы так непостижима, как Ладена. Другому, но не мне. А стало и совсем муторно, когда на мой вопрос она спокойно подняла глаза и вместо долгих объяснений сказала:

— Ты что же думаешь, я с первого курса только и ждала, пока мне встретится Алеш Соботка?

— Да, — отвечал я уязвленно, — этого мне хотелось.

И, уже войдя в раж, напустился на нее:

— Зачем ты его позвала сегодня, интересно знать! Или мне это не положено?..

— Да ты никак ревнуешь, миленький?..

Ладена пригубила из рюмки, и было видно, что беседа начинает ее забавлять.

Я на минуту смолк. Сделал равнодушное лицо, словно меня не так уж это трогает, но был далек от равнодушия.

— Нельзя поинтересоваться?.. — сказал я. — А что в моих словах такого?.. Чем он вообще-то занимается?

— Зубоврачебной практикой.

— И где вы познакомились?

— В зубоврачебном кабинете, понятно.

— И он, понятно, пригласил тебя в кафе?..

— И долго ты еще намерен говорить об этом, Алеш?

— Недолго! — зло ответил я. — Но зачеркивать эту тему не будем!

Мы замолчали. В погреб ввалилась компания: четыре девушки и парень. Уселись за соседний столик и подняли галдеж.

Что оставалось делать? Ладена была своенравна, и от ее упрямства я немного поскучнел.

— Мы можем взять еще четыре раза по сто… — сказал я, прерывая молчание, но Ладена, устав от моей кислой мины, стала в чем-то меня разубеждать и чем больше говорила, тем больше обнажала мои слабины.

Потом спросила:

— А у тебя что, не было ни одной девчонки, Алеш? Да у тебя их, может, еще шесть! Может, ты — Генрих Восьмой? Может, ты их убиваешь одну за другой, как…

— Сейчас не об этом речь! — оборвал я.

— Тогда о чем же?

— Я своей девушкой ни с кем до сих пор не делился. И делиться не намерен! Пора бы тебе это знать!

— Не сумасшествуй! — пискнула Ладена — но уже тогда, когда я, обхватив ее за талию, рванул к себе и между поцелуями зашептал: