Современная австралийская новелла - [25]

Отправляясь за яблоками, мы все трое преображались. Говорили шепотом, как завзятые лиходеи, крались вдоль изгороди, точно свора собак, выпущенная на овец. Мы шли пригнувшись, я пошире расставлял костыли, чтобы уменьшиться ростом. Мы скакали в траве, как зайцы. Миссис Билсон всегда верховодила. Она была вожаком. Мы слушались ее беспрекословно. Так уж получалось само собой. Конечно, вначале у Джо был свой план, у меня свой. Он говорил: будем делать то-то, а я предлагал совсем другое. Но миссис Билсон сразу брала быка за рога. Вытянув длинную шею и глядя на нас сверху вниз, она решительно заявляла:

— Тебя, Алан, эта собака хорошо знает. На кусок хлеба, лезь под забор и тихонько подкрадись к сараю, где лежат яблоки. Примани пса и веди его сюда. Пока я буду его гладить, вы с Джо мигом наберете полные карманы.

Все шло всегда как по маслу. Нам чертовски везло. Я знал в наших местах всех собак. Только один раз нас заметили. Это был старик Блю Харви. Ну и орал же он — как бешеный бык! Мы с Джо бросились наутек. «Помните, — всегда учила нас миссис Билсон, — каждый за себя, когда кругом бичи щелкают. Если вас заметили, удирайте».

Без миссис Билсон мы бы с Джо пропали. Мы бежали за ней, как два щенка, а она, уж поверьте, умела бегать. Неслась сломя голову, задрав юбки выше колен и изогнувшись, как вопросительный знак. Совсем не стеснялась голых ног. «Не могу я видеть ее ноги, — сказал мне однажды Джо. — Они такие ужасно тонкие. Вот-вот сломаются. Не понимаю, как она может на них ходить».

Если мы не теряли ее из виду, можно было считать — удерем.

Перепрыгнув через забор, как заяц, она мчалась во весь опор дальше. Если платье цеплялось за гвоздь, она дергала посильнее — и вспоминала о дыре, только когда была в безопасности, укрытая спасительным стогом сена. Да и то ненадолго.

— Когда я была маленькая, — говорила миссис Билсон, — мы носили столько юбок, что не могли лазить через забор. Другой раз приходилось тащиться до калитки целую милю.

И вот мы сидим под стогом сена и едим яблоки. Миссис Билсон рядом, но мысли ее где-то далеко. Мы разговариваем о ней, будто ее здесь нет. Говорим не тихо, не громко, а захотим вернуть ее с небес на землю, немного повысим голос, и все. И она сразу же отзывается, встрепенется, вскочит на ноги и начинает ходить туда-сюда, туда-сюда. Не ходит, а как бы стелется по земле, как лиса.

Помню, однажды я отстал со своими костылями. Миссис Билсон скакала через луг, похожая на большого кузнечика. Джо поспевал за ней в двух шагах. Когда я добежал до стога, из-за него торчали одна над другой две головы. Сколько в ней было жизни, в миссис Билсон! Это было видно по глазам. И соображала она быстро, и двигалась быстро.

— Мама! Мама! Пора домой, — несся со стороны дома голос миссис Херберт. — Чай остывает. Мама, да где ты? Ты слышишь меня?

Мы брели к дому, и с каждым шагом миссис Билсон на глазах старела, дряхлела. На пороге черного хода стояла миссис Херберт и выговаривала матери:

— Где ты была? У тебя такой замученный вид. Не забывай, тебе уже семьдесят шесть. Если не угомонишься, до восьмидесяти не дотянешь. Почему ты никогда не слушаешься? Ведь ты убиваешь себя! — Потом обратилась к нам: — Как она сегодня? Далеко забрела? Опять какую-нибудь чепуху молола?

— Когда она с нами, она всегда рассуждает здраво, — сказал я.

— В грязь не лезла?

— Нет, что вы, — заверил миссис Херберт Джо. — Она чистюля, каких мало.

Мы всегда очень следили за тем, чтобы миссис Билсон, упаси бог, не перепачкалась в навозной жиже свинарника. От этого миссис Херберт приходила в неописуемую ярость. Коровий навоз она еще могла стерпеть, но, увидев на платье матери свинячье дерьмо, она прямо заходилась.

— Опять ты лазила к свиньям в загон! Посмотри, как ты изгваздалась. Не смей больше подходить к свиньям. Сколько раз тебе говорила! — Тут она поворачивалась к нам: — Пожалуйста, мальчики, не пускайте ее туда. Мне приходится скребком чистить ее платье.

Миссис Херберт страдальчески морщилась, когда слышала из наших уст «свинячье дерьмо», особенно в присутствии матери. И мы с Джо старались не оскорблять ев слуха. Но на другой день, встретив миссис Билсон на скотном дворе, Джо спросил, почему ее дочь так раздражается, услыхав, как мы говорим: «свинячье дерьмо».

— Потому что старая ведьма совсем из ума выжила, — отвечала миссис Билсон.

По-моему, она не очень-то любила миссис Херберт. Не то чтобы ненавидела, нет. А просто презирала.

Мать Джо много рассказывала ему про миссис Билсон.

— Не осуждай старуху, спаси ее господь, — сказала она как-то Джо. — Только я одна знаю о ней всю правду. А из меня ее щипцами не вытащишь.

И тут она рассказала Джо, что знала о старухе. А Джо рассказал мне. История была печальная. И Джо не мог долго хранить ее в тайне.

— Мне бы хотелось умереть, лежа в траве, — сказала нам однажды миссис Билсон, сорвав пучок травы и прижав его к лицу.

Джо было неприятно это слышать. Он был католик и к смерти относился очень серьезно.

— Мы с Джо будем сильно горевать, если вы умрете, — сказал я.

— А то как же, — согласилась она. Потом вдруг рассмеялась: — И никто никогда не узнает правды. Мне бы очень хотелось рассказать вам, мальчишкам. Но дело в том…