Совращенная тенями - [46]

— Ты сделала, что могла, — сказал он, наконец. — Позволь этому утешить себя.

В ее выражении лица он узнал себя. Он знал это чувство. Но какое утешение он мог предложить?

— Мусорщики не спрашивают, откуда весь этот хлам. Они только убирают это подальше —

Она посмотрела на убитое животное. — Смотреть довольно тяжело.

— Он еще жив. Я повредил его, но он еще испускает демоническую энергию. Смотри, глаза еще оранжевые. — Он встал и начал собирать энергию свою и тшувы. Он шатался на ногах.

Очевидно, что у него не достаточно энергии, для удара.

Не смотря, на то, что он отказался от ее помощи, она подошла к нему и обняла его за талию. Дразнящий аромат жимолости и зловоние, заполняли его голову. Волна желания снова прокатилась по нему, укрепляя его тело.

— Ты не можешь сделать этого один, — бормотала она.

— Я сделаю, — он напрягся в ее объятиях, вызывая силу тшувы, чтобы не опираться на ее плечо. С тех пор как преступное намерение исчезло между ними, его контроль пропал, как будто барьер просто исчез. — Твои ночные вахты в больнице могли быть полезны другим. Здесь ты борешься сама за себя.

— Это твое дело. Но я здесь и сейчас.

Когда кто-то заботился о нем? Все эти демоны не оставили никакого места для обычных человеческих эмоций. Но она нужна ему, по крайней мере, сегодня вечером.

Раненная рука была прижата к животу, он вынудил себя отойти от нее.

— Иссушение фералиса легче, чем преступного намерения, когда он не может сопротивляться. Запертый в хитине он не сможет добраться до тебя.

Она вытерла руки, как будто на них еще была слизь преступного намерения.

— Так, напомни мне, что я сделала в прошлый раз?

Он не был уверен, что она сможет сделать это снова. Когда он дотронулся до нее в прошлый раз, она захватила его внутрь себя. Так же, как когда-то она прошла через Завесу в момент последней стадии владения. Если он сумел остановить себя от того, чтобы сорвать с нее одежду, то надо благодарить за это только преступное намерение. Они коснулись преступного намерения, которое было между ними, а потом оно ушло. Не только высушили, но и прогнали.

Когда он не ответил, она присела. Нервно потерла пальцы и подняла голову. Она склонилась, смотря в адский огонь глаз. От слабых челюстей текла ихора и капала на землю, трава обугливалась и воняла.

— Когда преступное намерение коснулось меня, — сказала она, — я подумала, что у мужчины в баре не было шансов. Оно понукало им, и он напал. Где была надежда, когда она была нужна ему? Сострадание? Где был мир?

— Также есть ангелы, которые противостоят джиннам, некоторые говорят, что им противостоит так называемое благословение. — Боль пронзила его от плеча до бедра, когда он пожал плечами. — Я никогда его не видел. Я думаю, что это вымысел.

— Почему ты так думаешь? Почему ты хочешь так думать? — Она наклонилась ближе над горлом фералиса, ее глаза мерцали, но не с благословением, а фиолетовым вызовом.

Он отступил назад, кровь текла с его напряженно-сжатого кулака. Почему она спрашивала такие вещи? Все ее вопросы только вызывали у него воспоминания и неприязнь. Он больше обижался на воспоминания, чем на неприязнь.

Легкомыслие с кровопролитием и яростью, он пошел вперед, заставляя своего демона. Он наклонился вниз и схватил ее, отталкивая, и делая это очень жестоко.

Его кровь забрызгала ее щеку, кровавая капля в форме слезы скатилась по ее бледной коже. Он застыл, ошеломленный от своего насилия, которое исходило от него как тлеющие огоньки от ада. Он не мог даже взвалить ответственность за свой поступок на демона.

Она встала перед ним смело, как тогда, когда она упала на кушетку в саду, в то время, как она знала, что он может ее убить, как будто смерть и проклятие совсем ее не пугали.

Нет никакого шанса, что раненный, грязный, грубый мужчина может ее волновать? Подушечкой большого пальца он вытер кровь с ее щеки.

Скольжение его кожи по ней увеличило ее сердцебиение, как будто бальзам на вспыхнувшие чувства, которые хлынули на ее тело. Его дыхание участилось.

Он видел ее губы, и чувствовал дыхание на своей ладони. Он хотел следовать за ней вниз, чтобы она околдовала его, видеть сочувствие в ее глазах цвета орешника, смягчить зимние морозы весной.

Он стремился собрать своих близких, чтобы вернуть свое прежнее состояние души, и теперь она была светом в его темноте, а он думал, что навсегда потерял свет, жизнь и желание.

Он наклонился вниз и мягко поцеловал ее, прелюдия ко всему, первый шаг, который изменит все вокруг. Он почувствовал, как его жалят слезы, а не кровь.

Он отскочил. Тоска в нем вырывалась на свободу в несвязном крике. Она тоже немного отодвинулась. Хитин фералиса дотрагивался до ее коленей.

— Долбанный тшува, — шептал он, отшатываясь от нее. — Не трогай. — Разрушитель в нем мог вырваться? Не уж то он забыл агонии, когда он чего-то хотел? Как будто просто проклятия было мало. — Ты — наивный дурак.

— А ты уже достал меня, — она пнула хитин ногой. — Ты что урод? На этот раз я скажу все.

— Это из-за тебя на нас напал фералис. — Он мог пойти в ад ради тех, кого он любил. Она, безусловно, вытащила его оттуда. — И я не урод.