Граждане все голосовали и голосовали, и чаши весов по-прежнему склонялись против Стайла. Очевидно, настрой Граждан против него постепенно усиливался. Запас оставшихся у Стайла фишек таял слишком быстро — он понял, что до конца голосования их не хватит.
И вот наступил тот безжалостный миг: Стайл положил последние три грамма — крохи былого могущества, — сместив таким образом весы на свою сторону. Следующий Гражданин положил пять граммов на другую чашу, опять склонив весы против Стайла. Больше Стайлу предложить нечего. А ведь успех был так близок!
Затем подошла Мэл. Она несла с собой десять граммов, которые берегла до последнего момента.
— Осталась только я? — торжественно поинтересовалась Мэл. Ей никто не возразил. — Похоже, исход голосования зависит целиком от меня. Я так понимаю, Стайлу не хватает всего каких-то трех граммов, при том, что на весах уже около десяти тонн. А у меня на руках целых десять грамм.
Устроив маленькое представление перед благодарной публикой, Мэл смаковала каждое мгновение. Стояла гробовая тишина. Никто не знал, чью сторону она примет, ее фишек хватило бы для любого исхода.
— Я просила тебя всего лишь об одном интимном свидании, сладкий мальчуган, но ты отказал мне, — продолжала она, игриво покачивая бедрами.
На ней было одеяние в стиле Шанду, но сейчас этот китайский консервативный покрой тринадцатого века — каким его представляли современные портные — придавал ей особую соблазнительность. То ли благодаря природным данным, то ли строгой самодисциплине, то ли омоложению, но фигура ее была безупречна. Стайлу Мэл напомнила чем-то Желтого Адепта, хотя и не была ее двойником.
— Очень немногие мужчины смели отказать мне, — с гордостью заявила Мэл. — За проявленное оскорбление — один грамм против тебя. — Она кинула фишку на отрицательную тарелку. — И ведь ты это сделал, чтобы выиграть пари, поставив деньги превыше романтики. Тьфу на тебя еще раз! — Она подкинула еще одну фишку в ту же чашу. Теперь перевес стал пять граммов против Стайла.
Мэл наблюдала за ним, прохаживаясь вокруг, будто оценивая животное, выставленное на торги. — Но ты — симпатичный малыш, здоровый и хорошо сложенный, не хуже прежних мужчин, бившихся за мое изнуренное старое сердце. Плюсик за твое прекрасное миниатюрное тело. — Она положила один грамм на чашу Стайла. — Кое-кто принудил меня подло предать тебя, а я не люблю, когда на меня давят. Еще один плюсик в твою пользу.
Стайл знал, что она дразнит его, однако рассчитывать на ее помощь не приходится. Теперь ему не хватало трех граммов, а у нее на руках оставалось шесть. В чью же чашу они отправятся?
— Ты на редкость честный человек, — продолжила она. — Ты верен себе и своему слову. Мне это нравится чрезвычайно. Три грамма за твои личные качества. Я оценила бы их гораздо меньше, если бы мне удалось тебя соблазнить. — Она положила три грамма на чашу Стайла, и чаши медленно выровнялись. — Но теперь ты выиграл пари, мне не удалось соблазнить тебя. И те, кто поставил на твою смерть, поплатились за это. Теперь никаких материальных обязательств. — Она бросила многозначительный взгляд на чаши весов. — На каждой стороне по пять тонн. Пока что они в равновесии. Надеюсь, теперь, Стайл, в обмен вот на эти оставшиеся фишки… ты подаришь мне свою благосклонность?
О нет! Она так и не отказалась от своей затеи! Она предлагает ему сделку на глазах у всего собрания. И до чего же весомы теперь ее три оставшихся грамма! Предыдущее пари закрыто, сейчас он мог принять ее предложение и победить в голосовании — или отказаться, проиграв Гражданство и провалив миссию.
Однако Стайла ей не купить.
— Я не жиголо, — быстро ответил он, — и у меня есть невеста.
— Если уж на то пошло, у тебя еще есть и жена. — Она замолчала и посмотрела на него, как на капризного ребенка. — Итак, опять отговорки, чтобы снова отказать мне. — Она подкинула один грамм в отрицательную чашу, и баланс сместился не в его пользу.
Стайл постарался не вздрогнуть. Из-за такой ерунды она собиралась уничтожить его! Его враги начали уже улыбаться, явственно представляя, в какое неудобное положение поставлен Стайл. Победа или честь?
— У меня осталось только два грамма — достаточно, чтобы перевесить голоса в твою пользу, Стайл, — заметила Мэл, — потом я уже не смогу поменять решение. Я хочу получить желаемое и готова заплатить за это, и потому я снова обращаюсь к тебе с той же просьбой.
Стайл колебался. Она может поломать его жизнь и сделает это. Граждане приходят в бешенство, когда им отказывают, к тому же публично отвергнутые женщины могут быть очень мстительны. Чтобы выиграть, ему придется пойти на этот…
— Посоветуйся с невестой, — предложила Мэл. — Вряд ли ей хочется, чтоб ты вот так легко отказался и от нее, и от богатства. Один час со мной — а я обещаю, это будет приятный час, — и остаток своей жизни ты проведешь, с кем захочешь. Неужели так трудно выбрать?
Стайл посмотрел на Шину. Он раньше предлагал ей прилюдно ревновать его, и, как он позже увидел, она подошла к его совету очень серьезно и соответствующим образом перепрограммировала свои реакции. Однако сейчас она боялась за его жизнь и благосостояние, которые вот-вот рухнут из-за его отказа Мэл. Она хотела, чтобы он принял выгодное предложение, невзирая на ее чувства. Шина была машиной, но также была и женщиной. Ее логика подсказывала одно, а женская сущность — другое. Он подумал о Голубой Леди — он знал, что она чувствовала бы себя почти также. Голубая Леди знала, что в данный момент его любовь принадлежит ей, а кому принадлежит его тело — было уже не столь важно. Мэл предложила феноменальную плату за секс, и в физическом плане данная услуга особого труда Стайлу не составит. Одним поступком он выигрывал сразу все. Вот только сам он не был ни машиной, ни женщиной.
