Советский воинский долг и религия - [22]

Религиозно-идеалистические теории рассматривают причины возникновения войн вне условий места и времени, вне классовых общественных отношений. Ссылки на волю божью снимают ответственность за войну с действительных ее виновников — реакционных классов.

Войны возникают не по воле божьей, не в результате грехопадения людей. Марксизм-ленинизм учит, что войны порождаются действием экономических законов капиталистического способа производства и вытекающей из него политики. «Война, — писал В. И. Ленин, — не случайность, не «грех», как думают христианские попы (проповедующие патриотизм, гуманность и мир не хуже оппортунистов), а неизбежная ступень капитализма, столь же законная форма капиталистической жизни, как и мир»1.

Наука в отличие от религии усматривает причины войн не в «воле всевышнего», а всецело в земных, классовых отношениях. Будучи обусловлена экономикой, война по своей сущности политический акт. Война есть продолжение политики того или иного класса иными, а именно насильственными средствами. Марксизм-ленинизм считает войну общественно-историческим явлением, закономерным лишь для определенной эпохи. Война возникла с появлением частной собственности и разделением общества на враждебные классы — эксплуататоров и эксплуатируемых. С уничтожением капитализма, частной собственности на средства производства, с победой социализма во всех странах исчезнет всякая почва для возникновения войн. В. И. Ленин учил, что «достижение социалистического общественного устройства, которое, устранив деление человечества на классы, устранив всякую эксплуатацию человека человеком и одной нации другими нациями, неминуемо устранит всякую возможность войн вообще»[46].

Религиозное затуманивание и превратное толкование истинных причин второй мировой войны, а также политических сил, виновных в ее развязывании, в какой-то мере мешали морально-политическому воспитанию советских людей. Все это притупляло законную ненависть к гитлеризму, к вскормившим и поддерживавшим его темным силам международной империалистической реакции.

Огромные жертвы и потери, которые понес советский народ, церковь объявила искупительной жертвой богу. Согласно разъяснениям служителей церкви бог, наказав советских людей за «согрешения» и получив искупительную мзду миллионами погибших советских людей, морем народных слез и крови, сменил гнев на милость и «определил» победу Советской Армии над гитлеровской Германией и ее союзниками. Кстати, церковь свой главный вклад в дело победы над фашистской Германией видит в ходатайстве перед всевышним о даровании победы советскому оружию. «Забота о нашей несравненной, доблестной, великой Красной Армии, — говорил митрополит Алексий в докладе на заседании Поместного Собора русской православной церкви 31 января 1945 г., — проявляется главнейшим образом в неперестающей молитве не только отдельных лиц, но и церкви в целом, о даровании нашим защитникам от Господа сил… победы над врагом. Для верующего человека не может быть сомнения в том, что блестящие, невиданные и неслыханные победы нашего воинства являются следствием особой, могущественной помощи Божией нашим защитникам»[47].

Это высказывание — не случайная обмолвка. В «Журнале Московской патриархии» о победе советского народа в Великой Отечественной войне говорится как о «следствии божьей помощи». «Наш христианский и патриотический долг состоит в том… чтобы проповедовать и утверждать мысль о помощи божией, дарованной нашей стране во время Великой Отечественной войны, ныне завершенной полной и блестящей победой». Вот как церковники затемняют умы верующих советских людей при объяснении важнейших социально-политических вопросов! Вот как церковь оценивает свой вклад в дело победы над врагом! Ведь по разъяснениям служителей церкви, бог, наказав советских людей за «согрешения», сменил гнев на милость. Вняв якобы слезным молитвам церкви о заступничестве, он склонил чашу весов военной победы в пользу Советской Армии. Церковь-де упросила «всевышнего» даровать нам победу! Наша победа в войне — «следствие божьей помощи». Разве эта непомерная претензия церкви на свой будто бы решающий вклад в дело разгрома фашизма не похожа на претензию той мухи из басни, которая, сидя на шее у вола, заявляла: «Мы пахали»? Разве это не принижает усилий и воли советских людей, не затемняет умы верующих?

Советское правительство, как известно, оценило патриотическую деятельность ряда церковнослужителей в годы войны, но, разумеется, не за молитвы перед богом о заступничестве и не за распространение антинаучной идеологии.

В годы войны священнослужители утверждали, что на поле брани нравственный религиозный фактор более действен, чем «численность и сила орудий современного боя», что нравственное условие успеха воинского оружия — «твердая вера в бога, благословляющего справедливую брань; религиозный подъем духа; сознание правды ведомой войны; сознание долга перед богом и Родиной»[48].

Конечно, для победы велико значение справедливости целей войны. Но вера в бога и «религиозный подъем духа» тут ни при чем. Высокий моральный дух советского народа, состоящего преимущественно из атеистов, героизм и самоотверженность советских воинов проявлялись отнюдь не на религиозной почве. Не вера в бога, а огромная любовь к социалистической Родине воодушевляла советских воинов в битвах с врагом. Младший политрук Ю. Казьмин с фронта писал своей престарелой религиозной матери: «Не листай, мама, закапанные воском листы древних книг, не ходи к деду Архипу Найденову, не ищи вместе с ним святого чуда в наших удивительных делах. Послушай меня: мы побеждаем смерть не потому, что мы не уязвимы, мы побеждаем ее потому, что мы деремся не только за свою жизнь… Мы выходим на поле сражения, чтобы отстоять святая святых — Родину. Когда я произношу это слово, мне хочется встать на колени».