Советский век - [22]
Случаи утраты иллюзий в среде влиятельных кадров, близких к коридорам власти, следует дополнить сведениями о том, каким образом освобождение от энтузиазма происходило в среде простых людей. Принято считать, что при Сталине выйти из партии было невозможно без того, чтобы не навлечь на себя репрессии. Но после открытия партийных архивов выяснилось, что случаи выхода из партии все-таки были, и немало, однако их так упорно замалчивали, что долгое время об этом никто ничего не знал. Доступные ныне архивные материалы свидетельствуют, что за период с 1922 по 1935 г. партию покинуло около полутора миллионов человек[1-15].
Некоторые просто отказывалась платить партийные взносы.
Другие меняли место работы и жительства, но не вставали на учет в местных партийных организациях.
Большинство и тех и других впоследствии оказались в числе исключенных, но можно считать, что они сами покинули партийные ряды.
На многих предприятиях число выбывших из партии превышало число тех, кто в ней остался. Вместе с партийцами, исключенными из ВКП(б) при проверке членских билетов на волне чисток 1935-1936 гг. они стали мишенями атаки «большого террора». Полтора миллиона человек сыграли роль колоссального резервуара «врагов народа», в который НКВД регулярно забрасывал свои сети.
Несколько замечаний по поводу партийной и государственной администрации. На протяжении 1930-х гг. структура партийного аппарата разрослась и значительно усложнилась. Поскольку на любом заседании и в любой инстанции за Сталиным оставалось первое и последнее слово, в некотором смысле это упрощало принятие решений и их исполнение. Но упрощение - каким оно представлялось прежде всего вождю и учителю - на деле оборачивалось обманом. Партийный аппарат продолжал разбухать, мешая результативности и качеству рассмотрения принятых к производству дел.
Количество народных комиссаров также непрерывно росло. В 1924 г. их насчитывалось десять, в 1936-м - восемнадцать, а в 1941-м - сорок один. Это же относилось к так называемым государственным комитетам со статусом народных комиссариатов - Госплану, комиссариатам по закупке зерна, высшему образованию и по делам искусства. Их штат разрастался в темпе, характерном для всего партийно-государственного аппарата.
Логика партийного контроля того времени требовала, чтобы новички приспосабливались к соответствующей работе. На каждом уровне, и особенно в центре, любая партийная организация создавала свой аппарат, имевший собственный персонал: председателей, заведующих отделами, всевозможных заместителей, инструкторов, технических работников.
К 1939 г. аппарат Центрального комитета включал в себя обширные управления по каждой из областей государственной администрации, а также огромный отдел кадров (управление кадров). К тому времени, когда Григорий Маленков стал секретарем Центрального комитета, ЦК состоял из 45 отделов, контролировавших практически любую сферу государственной деятельности.
На республиканском уровне партийные аппараты также постоянно расширялись, однако здесь принцип соблюдения иерархии был еще более жестким.
Ведение любых внутрипартийных дел оказалось к концу 1930-х гг. строго централизованным. Все дела, представлявшие даже незначительную важность, включались в повестку дня Политбюро, на котором принималось окончательное решение. При менее централизованной системе многие сотни вопросов никогда бы не получили разрешения на таком уровне.
При этом очевидно, что, имея перед собой столь широкий спектр проблем, Политбюро не имело времени и возможности по-настоящему вникать даже в наиболее значимые из них. Был найден следующий выход из ситуации: передать дела из Секретариата в Оргбюро. Одновременная перегруженность «наверху» и неудержимое расширение партийного аппарата и государственной администрации представляли собой заколдованный круг. Эффективность системы неизбежно оказывалась чрезвычайно низкой. Очевидно, что при росте штата, предназначенного для контроля за многообразной, неуправляемой действительностью в условиях постоянного недостатка продовольственных запасов и низкого жизненного уровня людей, этот заколдованный круг не мог быть разорван. Понять и уяснить себе справедливость такого «бездействия» очень легко, если принять точку зрения тех, кто находился на нижней ступени иерархической лестницы.
В крайне мрачном письме, написанном Александром Щербаковым, в то время (1932-1936 гг.) бывшим заместителем заведующего и заведующим отделом кадров Центрального комитета, образно отмечено, что увиденное им напоминает «железнодорожный вокзал в состоянии полнейшего хаоса». Это письмо было написано после поездки с целью проверки краевой партийной организации Дальнего Востока (Далькрайкома).
За один год (с 1 января 1933 по 1 января 1934 г.) численность членов партии в регионе упала с 44 990 до 23 340 человек; из них 7651 человек был исключен из партии; 1892 - понижены до уровня «сочувствующих»; 1557 уехали при наличии разрешения и 6328 - без разрешения (просто исчезли). Среди последней группы были люди с солидным партийным стажем, а также незаменимые специалисты, необходимые для работы на местах.
