Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - [22]

Такой зеленый, радостный, певучий! —

Он льется в наши умершие души,

И мертвым, нам он отдает салют.

В тени знамен, нахохленных, как птицы,

Лежит боец, смежив свои глаза,

В которых, может быть, еще дымится

И чуть заметно движется гроза.

Он спит. И времени текут потоки.

И в напряженной снится тишине,

Что ты, мой друг, читаешь эти строки

Как лучший дар, как память обо мне.

1934^{7}

8. Присяга

Советского Союза гражданин —

Я клятву нерушимую даю:

От волн каспийских до полярных льдин

Беречь большую Родину мою…

На верность присягну СССР,

И голос сердца для врага — грозой,

Передо мной Чапаева пример

И подвиг героический Лазо.

Не сдав ни пяди дорогой земли,

Они дыханье отдали стране,

Их образы сияют нам вдали,

Их клятва раздается в тишине.

Германцев гонит легендарный Щорс,

Комбриг Котовский принимает бой,

И к Феликсу чекисты на допрос

Ведут шпионов полночью глухой…

Клянусь твоею памятью, Ильич,

Твоей, Отчизна, клятвой боевой —

Я пронесу родных Советов клич

В стальном строю, в цепи передовой!

23 июля 1941^{8}

АЛЕКСАНДР АРТЁМОВ

Александр Александрович Артемов родился в 1912 году. Подростком вместе с родителями приехал на Дальний Восток. Стихи писать начал с пятнадцати лет. Печатался в дальневосточных изданиях московских и ленинградских журналах.

А. Артемов изучал историю Сибири и Дальнего Востока, писал о Витусе Беринге, Семене Дежневе, написал также цикл стихотворений о героях гражданской войны.

Поэт исколесил Приморье, часто встречался с пограничниками, участниками боев на Халхин-Голе и озере Хасан. Эти встречи также дали богатый материал для стихов.

В 1939 году в Дальгизе выходят две книги Артемова: сборник «Тихий океан» и стихотворная книжка для детей «Приключение трех медвежат», а в 1940 году — сборник «Победители».

В 1940 году Александр Артемов поступил в Литературный институт,

В июне 1941 года Артемов, как и все его товарищи по курсу, ушел добровольцем на фронт; в 1942 году он погиб в бою.

9. Знамя

Уже остывает нагретый разрывами камень,

Уже затихает гремящий с утра ураган.

Последний бросок. Из последних окопов штыками

Бойцы выбивают и гонят с вершины врага.

Как мёртвые змеи, опутали сопку траншеи,

Бетонные гнёзда пологий усыпали скат,

И, вытянув к небу холодные длинные шеи,

Разбитые пушки угрюмо глядят на закат.

И встал командир на земле, отвоёванной нами,

Изрытой снарядами и опалённой огнём,

И крикнул ребятам: «Товарищи, нужно бы знамя!..»

Поднялся, шатаясь, с земли пулемётчик. На нём

Висели клочки гимнастёрки, пропитанной потом,

Обрызганной кровью. Он вынул спокойно платок,

Прижал его к ране, прожжённой свинцом пулемёта,

И вспыхнул на сопке невиданно яркий цветок.

Мы крепко к штыку привязали багровое знамя,

Оно заиграло, забилось на сильном ветру.

Обвел пулеметчик друзей голубыми глазами

И тихо промолвил: «Я, может быть, нынче умру,

Но буду гордиться, уже ослабевший, усталый,

До вздоха последнего тем, что в бою не сробел,

Что кровь моя знаменем нашего мужества стала,

Что умереть за Отчизну достойно сумел…»

Над темной землей и над каменной цепью дозорной,

Над хилым кустарником, скошенным градом свинца,

Горела звездой между скал высоты Заозерной

Священное знамя, залитое кровью бойца.

1939. Владивосток^{9}

10. Хасан

На ветру осыпаются листья лещины

И, как яркие птицы, несутся в простор.

Покрываются бронзой сухие лощины

И горбатые древние выступы гор.

Над кривым дубняком, на крутом перевале,

Опереньем сверкая, взлетает фазан.

В окаймленье вершин, как в гранитном бокале,

Беспокойное озеро — светлый Хасан —

Расшумелось у сопок, шатая утесы,

Поднимая у берега пенный прибой.

И волна, рассыпая тяжелые слезы,

Бьется глухо о камни седой головой.

Так о сыне убитом, единственном сыне,

Плачет старая мать, будто волны у скал,

И в глазах ее выцветших долгая стынет

Напоенная скорбью великой тоска.

Молчаливые горы стоят над Хасаном,

Как тяжелые створы гранитных дверей,

И повиты вершины белесым туманом,

И разбиты утесы огнем батарей.

И на склонах исхлестанной пулями сопки,

На камнях обомшелых, в покое немом,

Под косыми камнями ржавеют осколки

Отвизжавших снарядов с японским клеймом.

Угасает закат, ночь идет на заставы.

Грозовое молчанье тревогу таит.

Нерушимой вовек, будто памятник славы,

Высота Заозерная гордо стоит.

1939^{10}

11. Ночью

Другу, поэту — Вяч. Афанасьеву

Потухло багровое пламя зари.

Сова поднимает тяжелые веки,

Садится сова на кедровые ветки,

Сова зажигает глаза-фонари.

Подернулись пади дремотным туманом,

Заухали филины гулко в ночи,

Луна пожелтела над сонным Иманом,

Как спелая дыня с осенней бахчи.

На небе, вблизи от ночного светила,

Погасли холодные искорки звезд.

На темное море луна опустила

Пути золотые на тысячи верст,

Туман осыпая серебряной пылью.

Сова расправляет лохматые крылья,

Летит тяжело над полями, лесами

И в полночь блестящими смотрит глазами.

И кажется старой, что тропкою длинной

По горным хребтам, к океанской воде,

Идут от широкой сучанской долины

Неясные легкие тени людей.

И кажется древней, что ночью зловещей

Не грозы гремят над простором морей,

Не гневные волны у берега плещут,

А эхом разносится гул батарей.

Ушастая слушает чутко, но это

Лишь гром поездов на далеких мостах,

Гудки теплоходов, да ветер с Посьета,

Да уханье филинов в лунных кустах.