Совьетика - [24]

И когда много лет спустя, уже в годы перестройки, я впервые увидела в Москве милиционера с дубинкой на боку, я сначала не поверила своим глазам. Это кого же он бить собрался? Какая в этом нужда? Тогда еще не было ни никаких массовых беспорядков, ни хулиганства, ни такого бандитизма, как теперь. Картина эта показалась мне настолько нелепой, что я просто давилась со смеху. Милиционер меня не видел – я шла позади его и не преминула сфотографировать его фотоаппаратом, который был у меня под рукой: показать дома, а то не поверят. Прохожие заметили, что я делаю, посморели на милиционера и тоже начали смеяться, а он так ничего и не понял.

А смеяться-то было не над чем… Дело в том, что это был уже не наш милиционер, не советский – и ему уже было кого защищать дубинками от народа. Только мы этого еще не знали. Но задуматься-то надо бы было.Выходит, для того, чтобы «вернуться в лоно мировой цивилизации», перейти на «новое мышление» и перенять «общечеловеческие ценности», необходимо прежде всего вооружить милиционеров дубинками? Хороши же «ценности», что и говорить…

…Как и дедушка, Тамарочка рассказывала мне придуманные ею самой истории. Ее истории были про Вику: озорную рыжую девчонку, от проказ которой никому не было спасения. Вика была дочкой «вдовы Тамары» (это я придумала, что Тамара вдова: ведь откуда-то же взялась у нее Вика!) и младшей сестрой разумной серьезной девочки по имени Тома. Вика проделывала все то, что сама бы я проделывать не решилась: ела сметану туфлями, тайком оставалась в кинотеатре на следующий сеанс и боролась со шведами (шведы тогда временно стали у меня вымышленным врагом номер один, благодаря латышскому фильму «Слуги дьявола на чертовой мельнице»).

Никакой вдовой Тамарочка, конечно, не была. У нее не было своей семьи. В молодости ее звали на улице «Тамара-модница», и она, в отличие от своей сестры Симы, имела множество ухажеров. Особенно военных. Но именно поэтому она так и не вышла замуж: выйти за военного означало бы необходимость переезжать вместе с ним по стране, а тут заболела раком ее мама… И Тамарочка, которая к тому времени осталась единственной из ее детей, кто еще жил дома, осталась за ней ухаживать….

Говорят, что «старые девы» – какие-то злые, фрустрированные, обиженные на жизнь создания, не знающие, как обращаться с детьми. Те, кто так говорит, никогда не встречался с нашей Тамарочкой. В ней не было и тени обиды на то, что так сложилась жизнь. Она со смехом рассказывала про своих давних «ухажеров». Она считала мою маму и Шурека своими детьми, а меня – своей внучкой. Мама и Шурек называли ее «крестная» (их еще, по привычке, в детстве крестили), а я – единственная некрещеная в нашей семье- просто Тамарой. Томочка была единственной из нашей семьи кто знал, когда в этом году Пасха. И единственной, кто раз в год заходил в церковь – под Пасху же, окрестить пасху и кулич. Несмотря на то, что семья наша была абсолютно нерелигиозная, Пасху дома отмечали – приготовлением этих специальных пасхальных кушаний и крашеных вареных вкрутую яиц. Мне нравились в Пасхе две вещи: сама пасха, белая, сладкая, с изюмом (ее можно было попробовать только раз в году!) и то, что в этот день , оказывается, можно было поцеловать кого угодно – со словами «Христос воскрес!» (я мысленно представляла себе, как с этими словами целую похищенного с Земли в состав моей команды звездолета Гойко Митича!). Ответить полагалось «Воистину воскрес!» Кто такой Христос и почему он воскрес, я знала смутно. Наверно, тот дяденька, что был нарисован на старой иконе, висевшей у нас дома (на самом деле на иконе был изображен не он, а Николай-Угодник).

А еще семьей Тамарочки были все спортсмены нашей области! Все они знали ее по работе. Ее уважали, и с ней советовались по разным вопросам, даже о своей личной жизни.

Ходить к ней на работу было захватывающе интересно: и не только потому, что там запросто можно было встретить всяких местных спортивных знаменитостей, но и потому, что это было единственное место, где я могла попечатать на настоящей машинке! Конечно, печатала я всякую ерунду, вроде распорядка дня команды на моем звездолете, но самой мне это казалось очень важным и интересным занятием. Сама Тамарочка провела за пишущей машинкой 45 лет….

Тамарочка доставала нам билеты на трек. Велоспорт с незапамятных времен был для нашего города тем, чем футбол – для какого-нибудь Манчестера. На нем провели все выходные своей молодости дедушка и бабушка. На нем провели свои детство и юность мама и Шурек. На нем фактически выросла и я. Хотя никто из нас самих велогонщиками не был (один только Шурек ездил на велосипеде по шоссе летом – для удовольствия!). Мы были болельщиками!

На крупные соревнования купить билет было практически невозможно. Народ сидел даже на деревьях вокруг трека – высоких тополях. Люди приходили на трек целыми семьями, в лучших праздничных нарядах – как ходят в театр. Если во время соревнований начинался дождь, народ не расходился, а прятался от него, надеясь его переждать. И потом сидел и терпеливо ждал, пока полотно трека не просохнет…