Совьетика - [25]

Финалы обычно начинались в воскресенье ближе к вечеру. Моим любимым видом программы был спринт. Как сейчас помню застывших в сюрплясе на крутом вираже, под восхищенное молчание трибун спринтеров. Легкий летний вечерний ветерок проносится по рядам, холодит кожу. Спринтеры все стоят, только перекатываются под загорелой кожей их икр накачанные мышцы. Наконец у кого-то одного из них сдают нервы, и он срывается с места… Помню звон колокола, возвещавшего последний круг (в будни этот самый колокол лежал на работе у Томочки в кладовке!). Спринтеры показывали такие чудеса бесшабашной храбрости на виражах, что просто дух захватывало! Естественно, они были нашими героями. Награждение часто проходило уже в сумерках, а домой мы шли, когда уже зажигались фонари.

Тамарочка и мама лично знали всех наших чемпионов. С Тамарочкой можно было запросто пройти под трибуны в полутемные боксы. И местная вело-знаменитость – белобрысый красный от загара дядя Вова с эстонской фамилией, к моей гордости, представлял меня всем как свою «невесту». Мне было 3, «дяде Вове» – лет 20. Я любила перекидываться с ним шутками. Но моим любимцем был смуглый и отважный недоступный для болельщиков спринтер с экзотическим именем Омар Пхакадзе, которого Тамарочка ласково величала «Омариком». Велосипедисты, особенно трековики, и по сей день представляются мне какими-то необыкновенными людьми.

Еще в детстве я очень любила ходить… в поликлинику. Моей любимицей была патронажная сестра Лидочка. «Пойду с врачами поразговариваю!»- важно говорила я, собираясь туда. Я вообще в детстве очень любила поговорить с незнакомыми людьми. Например, в очереди в баню, куда мы ходили мыться потому что дома не было ванной. (Мытье в бане – совсем иное, чем в ванной дома. Ты выходишь на улицу пропаренный буквально до костей, и как же хорошо потом спится! Вот только ужасно неприятно было выходить из банника в холод раздевалки.) Я здорово сконфузила как-то свою маму, когда начала пересказывать женщинам в банной очереди один ее сон: «Мама бежит по улице, а за ней – грузины, а она как закричит: «Миша! Ножкин!» Бедные женщины восприняли мой рассказ всерьез и долго еще неодобрительно косились на мою маму.

Говорить с незнакомыми людьми для советского ребенка не несло в себе какой-то опасности. Детские сады и школы не было нужды охранять от террористов и всяких психов. Мы твердо знали, что мы дети, и что взрослые глядят на нас соответственно. Детей в советском обществе любили и берегли. И хотя меня предупреждали, что не надо брать конфеты у посторонних – на всякий случай, никаких «всяких случаев» на моей памяти ни со мной, ни с кем из моих знакомых не случалось. Под маминым присмотром я даже «кокетничала с грузинами» на базаре (это по моим собственным словам, а на самом деле просто обыкновенно по-детски с ними разговаривала.). Люди были в основной своей массе добрые, хотя иногда и ворчливые: часто подавали тебе советы на улице, не будучи даже с тобой знакомыми- вплоть до того, как лучше одеваться. Но делали они это не со зла, а потому что беспокоились о других людях. Им было не все равно. Социальный контроль был развит очень сильно, и я вам скажу, не такая уж это плохая вещь! Если кто-нибудь попадал в беду, люди не отворачивались и не делали вид, что этого не заметили, а спешили на помощь. Нас так учили – не проходить мимо. Если напал хулиган – оказывать сопротивление, а не отдавать ему кошелек, как учат тебя на Западе, где государство обладает монополией на использование силы и не хочет, чтобы люди верили в себя и защищали свое достоинство. Ведь большинство хулиганов – трусы, и часто достаточно дать им отпор.

Самое главное – что в СССР у тебя никогда не было чувства, что ты – один. Что никто не придет на помощь, если что-то случится. (Именно потому мне всегда были так непонятны и несимпатичны герои американских фильмов – герои-одиночки.) Это окрыляющее чувство вселяло в человека небывалые силы. Со злом важно не мириться, а все, что мне пытаются вдолбить в голову в этом «цивилизованном обществе» – это именно необходимость смириться с ним!

Мы, дошколята, бегали по улице в очень коротких платьицах, из-под которых иногда мелькали штанишки. Никто не обращал на это внимания. Никого из окружающих это не «возбуждало», никто не считал, что это «сексуально». Разговоры с детьми о «женихах» и «невестах», и то были в нашей среде просто чем-то для интеллектуально недоразвитых. «Деревня-матушка!»- презрительно говорили таким.

Когда меня спрашивали, кем я стану, когда вырасту (а это было для нас самым важным вопросом, а не идиотское в отношении ребенка «heb jij een vriendje/ een vriendinnetje ?”!), я сначала отвечала «балериной»! В 5 лет мама впервые отвела меня в театр на «Лебединое озеро». Балет покорил мое воображение, и в течение всего лета мы с подружками (с моих рассказов) играли в «Лебединое озеро» на улице: бегали вокруг квартала, размахивая руками, как крыльями, а Марусин братишка Андрюша преследовал нас в качестве Злого Волшебника!

А еще я была без ума от фигурного катания. Каждый раз, когда начиналась зима, и начинались трансляции чемпионатов по телевидению – от турнира на приз «Московских новостей» и чемионата СССР до чемпионатов Европы и мира – я доставала специальную тетрадочку и сама выставляла в ней оценки выступавшим спортсменам. Мои результаты не всегда совпадали с официальными. У меня были свои любимцы. Например, немка из ГДР Соня Моргенштерн (до такой степени, что я потом долго и всерьез требовала от мамы переназвать меня в Соню!). И, конечно же, все мы любили нашу Ирочку Роднину и дружно осуждали ее партнера Алексея Уланова, когда он ее оставил, и радовались за нее, когда она вновь победила уже с новеньким Сашей Зайцевым. Фигурное катание, как и хоккей, мы смотрели всей семьей. Помню матчи наших с канадскими профессионалами – лохматого игрока по имени Фил Эспозито, затеваемые канадцами драки на льду и возмущенный голос Николая Озерова: “Нет, такой хоккей нам не нужен!» . Я пыталась научиться кататься на коньках, но это оказалось не так легко. Дело было в ботинках: меня сначала поставили на хоккейные, с короткими голенищами, ноги в которых были неустойчивыми и разъезжались у меня, как у коровы на льду! Потом, когда мне купили настоящие «фигурки» дело пошло уже легче. А еще дядя зимой строил для меня возле дома горку из снега и заливал ее водой, а потом мы вместе с ним и все соседкие ребята со свистом катались с нее!