Совет юстиции - [13]

Были в его судьбе и другие главы, не менее интересные, ибо он участвовал в шумном бракоразводном процессе, выпускал газету светской хроники, владел несколькими скаковыми лошадьми и наконец приобрел известность тем, что в «Календаре скачек» ему посвятили целый абзац, в котором официально и однозначно сообщалось, что капитану Лодеру Бартоломью запрещено появляться на Ньюмаркетском ипподроме.

То, что он попал во внутренний комитет Красной сотни, примечательно лишь тем, что это наглядно показывает, насколько далек рядовой европеец, интересующийся политикой, от перипетий английской жизни. В свое время тайное прошение Бартоломью о вступлении в Красную сотню было принято с восторгом, и его зачисление во Внутренний комитет не заставило себя долго ждать. В конце концов, разве он не был английским офицером, аристократом? Членом самого узкого круга высшего английского общества? Примерно так рассуждали в Красной сотне, члены которой не видели большой разницы между младшим офицером какого-нибудь корпуса бездельников и командующим Королевской конной гвардией.

Бартоломью связался с сотней лишь потому, что, как он и подозревал, в терроризме не последнюю роль играет финансовая сторона дела. На разведку здесь выделялись нешуточные суммы, и при его развитом воображении ему было совсем не сложно довольно часто находить поводы для личных встреч с главным финансовым управляющим Красной сотни. Он утверждал, что был лично знаком с членами королевской семьи. Более того, он не только дал понять, что пользуется их полнейшим доверием, но даже намекнул, что связан с ними родственными узами — не Бог весть, какая заслуга для его предков.

Красная сотня не была благотворительной организацией, и членство во Внутреннем комитете приносило неплохой доход. Однажды, пребывая в дурном настроении (причиной чему был судебный приказ об изъятии имущества, вытребованный одним докучливым арендодателем), капитан Бартоломью, особо ни на что не надеясь, отправил какому-то революционеру письмо, где предложил свои услуги в качестве лондонского представителя организации, которая в то время называлась Друзья народа, но потом была поглощена Красной сотней. К его удивлению, ответ пришел положительный. Я упоминаю об этом, потому что очень важно хорошо представлять себе прошлое этого человека, ибо он сыграл немаловажную роль в изложенных в «Совете юстиции» событиях, которые имели гораздо более грандиозные последствия, чем этот наймит анархизма мог представить даже в своих самых безудержных фантазиях.

Он был одним из семи человек, собравшихся в грязной гостиной в пансионе на Грик-стрит, и стоит обратить внимание на то, что пятеро из этих людей приветствовали его с почтением, граничащим с пиететом. Единственное исключение составил Старкье, который, прибыв позже остальных, застал небольшое собрание за обсуждением слов этого молодого человека с бегающими глазами и недовольно нахмурился.

Старкье занял свое место во главе стола и нетерпеливым жестом предложил остальным садиться. После этого один из мужчин, как было заведено, встал и запер дверь. Окна были закрыты ставнями, но он проверил задвижки. Затем достал из кармана две колоды карт и бросил их беспорядочной горкой на стол. Каждый из присутствующих достал пригоршню бумажных и железных денег и положил перед собой.

Надобно заметить, что Старкье был довольно изобретательным человеком и многому научился, живя в России. Если полиция накрывает группу лиц, собравшихся вокруг зеленого стола при закрытых дверях, предъявить им какое-либо обвинение она имеет право лишь в том случае, если эти люди не могут объяснить причину, по которой они здесь собрались. И всегда лучше заплатить сто рублей штрафа за незаконную игру на деньги, чем отправиться на неопределенный период времени в шахты по подозрению в революционном заговоре.

Итак, Старкье объявил заседание открытым. По правде говоря, заседание это поначалу мало чем отличалось от обычных заседаний любых других комитетов, которые проходят сплошь и рядом. Необходимо было изыскать денежные средства на поездку Бартоломью в Париж, где в качестве гостя одного известного человека он надеялся раздобыть жизненно важные для Сотни сведения.

— За последние два месяца, товарищи, мы собираем деньги уже в четвертый раз, — раздраженно произнес Старкье. — В прошлый раз они понадобились для того, чтобы получить информацию из вашего Форин офиса[4], которая оказалась недостоверной.

Бартоломью, приняв беззаботный вид, пожал плечами.

— Если сомневаетесь, можете не выделять денег, — сказал он. — Только учтите, я имею дело с птицами высокого полета и не полицейского какого-нибудь, не мелкого дипломатишку собираюсь подкупать.

— Дело не в деньгах, — мрачно возразил Старкье. — Вопрос в том, каков будет результат. Денег у нас более чем достаточно, но успех задуманной нами великой демонстрации зависит от надежности наших сведений.

В конце концов общим голосованием было принято решение деньги выделить, после чего пришел черед обсудить более неприятный вопрос.

Старкье чуть подался вперед и заговорил, понизив голос:

— Товарищи, есть вопросы, требующие немедленного решения, — он достал из кармана сложенный лист бумаги, развернул и разгладил на столе. — Мы так долго бездействовали, что тираны, которых одно название Красной сотни повергало в ужас, стали чувствовать себя в безопасности. Но уже совсем близок час нашего величайшего свершения, — голос его стал еще тише, — когда одним махом будут сметены все угнетатели народа! Мы нанесем такой удар по монархии, который будет помниться даже тогда, когда забудутся победы Цезаря и Александра Македонского, через тысячи лет, когда сами места наших славных свершений покроются пылью и превратятся в руины. Однако день этот еще не настал… Для того чтобы удар наверняка достиг цели, сначала нам необходимо избавиться от стоящих на нашем пути мелких сошек, слуг, а уж потом мы доберемся и до их хозяев. — Толстый указательный палец уткнулся в лежащий на столе список. — Фриц фон Хедлитц, — прочитал он. — Канцлер герцогства Гамбург-Альтонского.