Совершенно не обязательные смерти - [89]

– Зубы тоже могут выпасть, – продолжает Кэтлин. – Вот уж мерзость. Волосы и ногти отрастают, а без зубов-то что делать? Всю жизнь со вставной челюстью ходить?

Мне неловко, и я молчу, не зная, что сказать. Из нас двоих Кэтлин всегда была самой красивой. А теперь ее внешность свидетельствует о том, через что ей пришлось пройти. Иными словами, она выглядит как восставшая из мертвых.

А я почти не изменилась, разве что под глазами залегли темные круги, намекающие, что мне не мешало бы выспаться. Но мысли о том, что ждет меня в будущем, не дают уснуть.

– Впрочем, мне на это наплевать, – говорит Кэтлин, роясь в ящиках своего стола. – Я больше не хочу быть красоткой. Помнишь, как мы мечтали о горячих голуэйских парнях?

– Помню.

Глаза Кэтлин наполняются слезами. Я тянусь погладить ее по плечу, но она мгновенно напрягается:

– Не нужно сейчас меня трогать.

Я роняю руку на колено и наблюдаю, как Кэтлин глубоко дышит, чтобы успокоиться. Я не спасла ее. Я всего лишь спасла ей жизнь. Моя сестра сломлена.

– Я вижу его каждую ночь, – говорит она. – Каждую ночь мне снится эта пещера. Я больше не могу. Не могу.

На прикроватной тумбочке вибрирует мой телефон.

– Кто это? – вскидывается Кэтлин.

– Уна.

– Вы будете встречаться?

– Посмотрим. – Я пожимаю плечами. – Теперь я вроде как служанка Маму. Да и Уна сказала, что я не пара. Но у меня теперь нет души. А она секси.

– Она даже близко не такая секси, как ты. Ты у нас крутая ведьма, – говорит Кэтлин.

– Ты считаешь меня красивой просто потому, что я твоя копия.

– Уже нет! – С губ Кэтлин срывается то ли смешок, то ли всхлип.

Я снова тянусь ее погладить – и меня отталкивают.

– Мэд, да все в порядке. Я привыкну, ты же знаешь.

Я киваю, хотя на самом деле не знаю. Откуда мне знать?

Кэтлин выдвигает очередной ящик и достает оттуда маленькую деревянную шкатулку.

– Садись, я хочу кое-что попробовать, – командует она.

– Что это? – спрашиваю я, послушно опускаясь в кресло.

В шкатулке лежит колода карт, завернутая в отрез белого шелка.

– Позволь мне предсказать твою судьбу. Не ты одна тут промышляешь магией. – Кэтлин водит пальцами над картами и издает «пара-нормальные» звуки, то есть завывает на разные лады.

– Прекрати, пожалуйста.

– Нетушки, – говорит она. – Но если ты беспокоишься о будущем, это поможет. Я тут на досуге почитала о значении карт. Колоду нашла в библиотеке и подумала – разве не круто узнать, что тебя ждет?

– Круто.

Мы смотрим друг на друга, и наши глаза начинают подозрительно блестеть, так что мы быстро отворачиваемся.

– Мне карты ерунду какую-то показывают, – жалуется Кэтлин. – Все время выпадают двойка мечей, смерть, колесо фортуны. Я хочу знать, что случится, а не что уже случилось.

– Но это же все неправда, – говорю я.

– Сложно сказать, что правда, а что нет. Мэдлин, ты когда-нибудь задумывалась, откуда взялся твой дар, который не дает покоя старой ведьме?

– Я спрашивала маму, но она ничего толком не сказала, – вздыхаю я. – Это как-то связано с отцом, но она не может вспомнить. Или не хочет. Маму говорила, что я унаследовала свои способности. Хэйсы – древний род… Подозреваю, у папы тоже был дар. Но хотелось бы знать наверняка.

Кэтлин отрывает взгляд от карт и смотрит на меня:

– А я помню, как в детстве однажды проснулась посреди ночи и увидела, что комната охвачена огнем. При этом ничего не горело, словно кто-то показывал кино на стене. Но когда я потянулась потрогать огонь, то почувствовала жар. Не помню, сколько мне было тогда лет, но явно не много – мы до сих пор спали в детских кроватках с решетками. И кроме огня, я вообще ничего не помню. Только вот этот эпизод. Так что, думаю, Маму права – папа был ведьмой.

Или как называют ведьм мужского пола? Чародеями? – Кэтлин закатывает глаза.

– Маму иногда называет себя ведуньей, – задумчиво отвечаю я. – Но, может, есть и другие ведьмы – с волшебными палочками, шляпами и прочим. Кто знает… Но ты никогда не рассказывала мне об огне на стенах. У тебя случались кошмары, но…

Взгляд Кэтлин устремлен на карты, она снова и снова тасует колоду, костяшки пальцев побелели от напряжения. Когда она заговаривает, в ее тихом голосе слышен страх.

– Не рассказывала, потому что не помнила. Воспоминание вернулось, когда вернулась я сама, Мэд. В моей голове все изменилось и перемешалось. Мне открылись мелкие детали, на которые я раньше не обращала внимания. Только нужно потрудиться, чтобы сложить из них общую картину.

– Как мозаику?

– Что-то вроде того. И если я вспомню что-то одно, оно потянет за собой другое. Думаю, мы сможем договориться с мамой. Мы обе через многое прошли – и почему бы этим не воспользоваться?

– Наверное, ты права.

– Я о том, что меня убили. Совсем убили, насмерть. А ты… Ты стольким пожертвовала, чтобы меня оживить…

– Кэтлин, мне вот интересно, как умер наш отец? – спрашиваю я, понизив голос. – Может, его убили? Все-таки тело нашли в лесу. Это похоже на то, что случилось с лисой. Вдруг его тоже принесли в жертву?..

Кэтлин мрачнеет:

– Я вижу, к чему ты клонишь. Огонь и земля. Господи!

– Знаю, – шепчу я в ответ.

– Но пока нам остается только продолжать искать. А теперь хватит меня пугать, дай предсказать твою судьбу. Пожалуйста. – Кэтлин смотрит мне в глаза.