Совершенно не обязательные смерти - [88]

– Ох, милая, – снова вздыхает мама. – Мир – ужасное место. Брайан почти не бывает дома. С тех пор как ты очнулась, у нас не все гладко. Он так долго обманывал меня. Обманывал всех нас…

Мамины глаза наполняются слезами, и она начинает просить прощения.

Я сочувственно глажу ее по спине:

– Ладно тебе, мам. Все будет хорошо. Это же не навсегда. Через семь лет мне будет двадцать три.

– Двадцать три, – эхом повторяет она.

– Ага. Я буду древней старухой. – Я в шутку морщу лицо.

– Ты не попадешь на выпускной бал, – не унимается мама.

Можно подумать, я всю жизнь только об этом и мечтала.

– Зато я стану ведьмой. Может, у ведьм тоже бывают выпускные? С метлами и остроконечными шляпами.

– Господи, Мэдлин. Это не шутки! – Голос мамы низкий, усталый. Ей явно не до веселья. – Мы же почти не будем видеться. Мы тебя потеряем.

– Я просто перееду в подвал, – напоминаю я, делая глоток чаю.

– Дело не в этом.

– Знаю. – И я действительно знаю. Но я заключила сделку, благодаря которой Кэтлин вернулась с того света. – Воспринимай это как оплату больничных счетов. Если бы Кэтлин спасли врачи, тебе бы пришлось заплатить им. Тут то же самое, только платить буду я. Ведь это я договаривалась с Маму. И у меня есть дар.

Мама смотрит на свой чай, но не пьет:

– Ты собиралась вернуться в Корк, чтобы стать доктором. А Кэтлин… Не представляю, что с ней теперь будет. Ее лицо…

– Зато она жива. И она по-прежнему твоя дочь.

– Все так, – говорит мама. – Просто я мечтала о том, что у вас будет счастливая нормальная жизнь… И мне сложно смириться с тем, что об этом придется забыть. И этот парень до сих пор бродит где-то. Никто не знает, куда он делся. Брайан говорит, что его ищут, но прошло уже шесть недель, и… – Мама замолкает на полуслове и презрительно фыркает.

Я понимаю, что она чувствует. Мне бы тоже хотелось, чтобы Лон был мертв. А я снова стала маленькой девочкой. Хотела бы вернуть наш прежний мир и прежнюю себя – тихую, ворчливую, прилежную. Ту, что зависала с Кэтлин и друзьями.

На кухню заглядывает Кэтлин в халате-кимоно. Винного цвета пятно особенно бросается в глаза на фоне бледной здоровой кожи. Облысевшую голову она прячет под шелковым шарфом. Спрашивает:

– Чай еще остался?

Мама молча встает, чтобы заварить свежий. Она избегает смотреть на Кэтлин, словно не хочет видеть изменившееся лицо дочери.

– Я говорила, что Маму нашла Кнопку? – спрашиваю я маму.

– Пусть вернет. Она не получит еще и котенка в придачу к моей дочери.

Мама раскраснелась, она льет кипяток с таким видом, словно ненавидит чай. А потом размешивает заварку, громко стуча ложкой о стенки чайника.

– Ты в самом деле собираешься отнять котенка у женщины, которая спасла мою жизнь? – Кэтлин вскидывает бровь.

– Это Мэдлин спасла твою жизнь, – сердито возражает мама. – А старая кошелка решила поживиться за ее счет.

– Мам, все было не так, – говорю я. – И прошу тебя, не усложняй, мне и так нелегко.

– Я постараюсь, – отвечает мама, а я закатываю глаза.

Она старается даже вполовину не так сильно, как я. Ей следовало бы искать информацию, вместо того чтобы жаловаться. Я в который раз задаюсь вопросом, сколько скрыто в ее памяти. Может, если предложить маме поделиться этим со мной, а не с Маму, она не будет упрямиться? Но сколько времени пройдет, прежде чем я освою искусство копаться в чужих воспоминаниях?

– Ты можешь превратить ее в лягушку? – спрашивает Кэтлин.

– Нет, конечно, – фыркаю я.

– Ты вернула меня к жизни, так что для тебя теперь нет невозможного, – говорит она и берет со стола подставку для стакана. – А можешь превратить это в пятьдесят евро?

– Чтобы ты потратила все на новые шмотки? – подкалываю я сестру.

– Прошу прощения, но я бы потратила их на косметику. – Она расправляет плечи. – Чтобы скрыть изъян, свидетельствующий о моем бессмертии.

– Кэтлин, ты не бессмертна, – напоминаю я.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает она и продолжает, сверкая глазами: – Если бы я захотела, то могла бы стать бессмертной! Ты же стала ведьмой. Мам, скажи ей, что я бессмертна.

– Всем в этой комнате запрещено умирать в течение следующих тридцати лет, – говорит мама. – Включая меня. Или я верну вас с того света, чтобы посадить под домашний арест. И меня не волнует, кто там ведьма, а кто нет.

– Справедливо, – киваю я.

А мама обнимает нас, как курица-наседка – своих цыплят. Уютно устроившись под маминым крылом, я кладу голову ей на плечо, а руку – Кэтлин на спину. И на долю секунды чувствую себя в безопасности в этом жутком месте.

Чувствую себя как дома.

Крапива (подавляет рост опухолей, от гиперплазии простаты)

На месте выпавших волос у Кэтлин отрастает пушок, как у маленьких утят, только не желтый, а белый. Она не возражает – если надоест, всегда можно перекраситься. Куда больше Кэтлин беспокоят багровые пятна. Ее лицо теперь выглядит иначе. Словно чужое. Она прячет красноту при помощи тонального крема, которым гримеры замазывают татуировки. Заказывает его ведрами.

– У Брайана есть деньги, – беспечно говорит она. – Я предлагала свести пятна лазером, но он сказал, что не сработает. Проклятая магия.

– Да уж, проклятая магия, – соглашаюсь я.

Сегодня я целый день таскала вещи из своей комнаты в подвал, так что настроение у меня отвратительное.