Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [34]

[129] в рамках борьбы за права человека и разоблачающие кампании групп против апартеида. Все эти тактики наносили ущерб. И эти же тактики, направленные против животноводческих предприятий, по данному закону будут квалифицироваться как “терроризм”» [130].

Хотя в законе содержится пункт о защите гарантированного Первой поправкой [к Конституции США — Прим. пер.] права на «экспрессивное поведение» вроде «пикетов или других мирных демонстраций», Поттер справедливо отмечает, что он появился лишь потому, что власти «осознают, что закон расплывчат и толкуется слишком широко».

Самое важное в дискуссии об AEPA и AETA, впрочем, это тот факт, что государство использует любые доступные средства для защиты интересов эксплуататоров животных в качестве собственности. Эти законы не обязательно касаются самих преступлений, но направлены на политические убеждения, которые за ними стоят. Существует достаточно разнообразных правовых механизмов борьбы с незаконными действиями людей, нарушающих границы владения, совершающих поджоги, уничтожающих собственность и так далее. А то, к чему стремятся эти законы, — это ужесточение существующих законов с учётом убеждений, стоящих за преступлением [131]. В этом случае убеждения настолько опасны для системы накопления собственности, основанной на эксплуатации животных, что государство считает принятие подобных законов делом его собственных интересов. Несмотря на то, что в движении за права животных давно идут споры о приемлемости действий ФОЖ, AETA может стать угрозой даже абсолютно ненасильственному гражданскому сопротивлению, включая сидячие забастовки и блокады. По этой причине должно быть очевидно, что этот закон принят не только для наказания «терроризма зоозащитников», но и для создания атмосферы, где сама идея о равенстве животных и упразднении их эксплуатации приравнивается к революционной идеологии [132]. Отчасти по этой причине на «радикальных экологов и зоозащитников» удаётся навесить ярлык «главная угроза внутреннего терроризма» в США, превосходящая даже радикальных расистов согласно оценкам, опубликованным ФБР [133].

AETA и AEPA лишь недавние примеры того, как государство стремится защитить парадигму, в которой животные считаются собственностью. Тем не менее, ничто из этого не было бы возможно без представления о том, что допустимо — напрямую либо через механизмы социальных институтов — использовать насилие против людей и животных и извлекать выгоду из природных богатств в погоне за постоянным ростом и ещё большей прибылью. Хотя некоторые станут утверждать, что эксплуататорское отношение к экосистеме естественно и, возможно, даже желательно для развития человечества, стоит задуматься, как мы дошли до такого унизительного превосходства не только в отношении к животным, но и другим людям, ко всей природе. В следующем разделе я рассмотрю идеи социального эколога Мюррея Букчина, который предлагает убедительный анализ развития человечества в контексте иерархии и господства. Букчин интересен ещё и тем, что видит способ преодоления этого господства.

«Капитализм не только закрепляет докапиталистические идеи господства человека над природой, он превращает разграбление природных богатств в закон жизни общества. Спорить с подобной системой о её ценностях, пытаться запугать её предсказаниями о последствиях этого роста — значит оспаривать сам метаболизм системы. Проще уже уговорить зелёное растение воздержаться от фотосинтеза, чем просить буржуазную экономику воздержаться от накопления капитала. Здесь не с кем разговаривать. Накопление определяется не благими или злыми намерениями отдельного буржуя, а самими отношениями товара, тем, что Маркс так точно назвал элементарной ячейкой буржуазной экономики» [134].

Эта цитата блестяще обозначает проблемы реформы жестокого хищнического капитализма, который определяет нашу современную экономическую и социальную систему. Как утверждает Букчин, пытаться реформировать такую систему — бессмысленно, ибо сама система живёт и дышит лишь ростом, ростом, достигнутым за счёт превосходства. Действительно, превосходство настолько закреплено в ней — это воздух, которым дышит капитализм, хотя бы через навязывание товарной формы, — что его невозможно полноценно отделить от регулярных функций самой системы.

Как мы оказались в обществе, которое живёт и дышит превосходством? Будучи людьми, мы не только угнетаем других людей, но также господствуем, глумимся и разрушаем природный мир и вместе с ним животных. Как получилось, что мы перестали жить в гармонии с окружающей средой и вместо этого стали практиковать низменную эксплуатацию и господство? Хоть многие из нас считают, что у природы клюв и когти в крови, совершенно необходимо задаться вопросом, так ли это на самом деле. Как утверждали мыслители вроде Петра Кропоткина, похоже, что сотрудничество и взаимопомощь являются нормой в природе и в истории человечества и что благодаря этой взаимосвязи фактически и стало возможным общее благосостояние [135].

Если поискать ответы на вопросы об этом изменении в марксистской традиции, мы не найдём ничего, кроме оправдания нашего господства над природой — это своего рода необходимое условие для окончательного освобождения человека после революции. По Марксу, преобразование природы в процессе нашего развития — это основная идея. Как люди, мы взаимодействуем с нашей естественной средой и формируем её — мы могли бы даже в потенциале использовать её, чтобы реализовать возможности своего вида. Это и отличает нас от животных, которые, по Марксу, живут в более непосредственной связи с окружающей средой. Маркс считал, что мы создаём и преобразуем свой мир, взаимодействуя с естественной средой обитания. Учитывая эту точку зрения, господство над окружающей средой и её обитателями является неизбежным для развития человечества. Конечно, если следовать убеждениям, унаследованным от Просвещения, представляется, что наша господствующая природа — это плодотворная для мира сила, укрощающая дикую и неуправляемую окружающую среду ради усовершенствования её и человечества. Маркс включил некоторые из этих идей в своё мировоззрение, что в конечном счёте привело к упрощённому представлению о человечестве как движущей силе в природном и историческом контексте. Как утверждает Букчин, идея о том, что природа — «объект» для использования людьми, «ведёт не только к лишению природы души, но и к потере духовности человеком» [136]. Вместо того, чтобы в полной мере реализовать потенциал человечества, согласно марксистской теории, мы просто становимся частью производства, «силой», подобной другим экономическим силам, и основное различие состоит в том, что мы можем «осмысливать производственные операции, которые животные выполняют инстинктивно» [137]. С учётом марксистской теории, труд — это «одновременно и средство, при помощи которого человечество куёт самое себя, и объект общественной манипуляции» [138].