Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [26]

В современном капитализме животные вовлечены в круговорот товарного производства. Их специально выводят, чтобы получать наибольшую прибыль с наименьшими затратами, в том числе временны́ми. С телами, выведенными для извлечения максимальной выгоды с минимальными расходами времени и ресурсов, животные были подвергнуты процессу превращения в товар буквально физически, и это изменило их сущностно. Животные не только сами по себе собственность и товар, они также производят товары либо служат «сырьём» или производственной рабочей силой для бизнеса. Это — сверхэксплуатируемые живые товары. Возьмём для примера свиней, или, в промышленных терминах, свинину: покупаются поросята, вкладываются средства, и окончательный «продукт» отправляется на убой. Если производитель заплатил за поросёнка и его откорм меньше, чем выручил за него при продаже на бойню, то животное послужило источником прибыли. Точно так же покупают коров, вкладывают средства и получают молоко. Если стоимость молока больше, чем цена коровы и всех затрат, производитель (в действительности человек, который может позволить себе содержать корову) зарабатывает деньги. Животные при капитализме — не более, чем просто средство для получения конечной прибыли. Их индивидуальность, их стремление избегать страданий, их желание быть свободными и существовать в этом мире — всё это без исключения подчинено производственным целям сельхозкапитала.

Как товары, животные являются собственностью владельцев. Они «принадлежат» людям или юридическим лицам, таким как корпорации, равно как и другое имущество. Фермер может продавать и покупать коров, вивисектор может приобрести мышей, предрасположенных к развитию определённого вида рака, мы с вами можем, если захотим, купить породистых собак или кошек. Многим из нас это кажется обыденным, мы настолько привыкли считать животных своей собственностью, что редко задумываемся о последствиях такого их правового и социального статуса. Например, если бы я был непостоянным владельцем домашнего животного и устал бы жить с собакой, которая спит у моих ног, пока я пишу этот текст, я мог бы продать её за любую цену, которую посчитал бы адекватной. Эмми (собака, которая спит у моих ног) — моя законная собственность. Если бы кто-нибудь вдруг захотел заплатить за неё 500 долларов, я на законных основаниях мог бы продать её за эти деньги [107]. Точно так же я мог бы при желании прямо сейчас отвезти её к ветеринару, и там бы её усыпили по первому моему требованию [108]. В любом случае, так как она моя собственность, я более-менее свободен распоряжаться ею так, как мне угодно. Она во всех отношениях в моей власти.

На момент написания этой книги, в марте-апреле 2007 года, вопрос об имущественном положении животных-компаньонов привлёк к себе внимание в связи с отзывом крупной партии корма для домашних питомцев во всей Северной Америке. Отзыв, затронувший многие бренды, касался глютена и других ингредиентов корма, загрязнённых одной из разновидностей химикатов, которые используют при производстве пластмассы. По этой причине на момент написания текста множество котов и собак по всей Америке умерло или заработало почечную недостаточность [109]. Производитель корма «Меню Фудс» (Menu Foods), со своей стороны, согласился выплатить владельцам компенсацию за их потери, но, так как юридически животные являются просто собственностью, возмещение убытков, скорее всего, будет достаточно скромным. Многие люди, потерявшие своих питомцев в результате этого тяжёлого испытания, обнаружат, что юридически размер их компенсаций ограничивается стоимостью животного, а также, может быть, счетами за услуги ветеринара и возмещением стоимости отравленного корма. После этого стали звучать призывы изменить имущественный статус животных-компаньонов, но пока ни один из них не привёл к существенным результатам [110].

Домашние любимцы занимают особое положение между животными и человеком [111]. Они берут на себя социальные и культурные роли, кардинально отличные от тех, которыми мы наделяем других зверей. Для большинства из нас животные-компаньоны являются всё равно что родными, и, если поспрашивать, многие люди с готовностью назовут своих собак и кошек членами семьи. В результате в Северной Америке развилась многомиллиардная промышленность, обслуживающая домашних любимцев. Многие из нас живут со своими питомцами бок о бок и относятся к ним, как к своей семье, но формально и юридически они не более, чем наша собственность, и с точки зрения закона ничем не отличаются от другого нашего имущества.

Хочу уточнить, что я не ратую за некую иерархию видов с животными-компаньонами на её вершине, я привожу этот пример, чтобы показать, насколько глубоко в нашем праве и в нашей культуре укоренилось представление о животных как о нашей собственности. Даже домашние любимцы, с которыми многие из нас так близки и даже делят постель, всё равно остаются нашей собственностью, как и любые другие животные, вовлечённые в удовлетворение человеческих потребностей. По большому счёту с юридической точки зрения ваша собака не отличается от вашего айфона, автомобиля или другого материального имущества. Вы вольны распоряжаться вашей собственностью как угодно, и хотя существует ряд законов о жестоком обращении с животными, значительная часть их правовой защиты основана на идее, что мы как владельцы собственности заинтересованы в бережном обращении с ней [112]. Однако коренное различие между моей собакой и моим айфоном состоит в том, что собака — разумное существо. У неё есть субъективное сознание, потребности, настроения, и она совершенно очевидно может чувствовать удовольствие и боль.