Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [24]

Описанные выше случаи хорошо известны, но есть тысячи других, менее заметных примеров того, как животные используются в качестве «инструментов» для исследований, не имеющих абсолютно никакого значения для благосостояния человека. Не говоря уже о повседневной «эксплуатации» животных в образовании. Так, на примере мышей и крыс на уроках психологии в колледжах обычно изучают модели поведения и обучения, что чревато многочисленными жертвами, отдающими свои жизни после использования. Вскрытие животных — обычная практика на уроках в колледжах и школах. Студенты-ветеринары в США регулярно проводят вивисекцию животных в рамках курса, хотя на факультетах медицины и ветеринарии в Великобритании это запрещено [95]. На самом деле около 5,7 миллиона животных ежегодно используются в «образовательных» целях [96], достичь которых можно и без неоправданной эксплуатации живых существ.

Все эти случаи использования животных создают для защитников вивисекции парадоксальную ситуацию. Если животные в действительности так похожи на нас, что на их примере можно делать выводы о моделях поведения человека, в необходимости чего убеждены некоторые учёные, то нужно признать, что животные на самом деле подобны нам и не заслуживают того, чтобы страдать так, как страдали бы мы в подобных обстоятельствах. Впрочем, вивисекторы и сторонники вивисекции в разговорах со мной не раз утверждали, что животные и люди существенно различаются в восприятии боли и проявляют разные физиологические реакции. Если это так, и животные действительно имеют с нами так мало общего, то возникает вопрос, насколько опыты на них релевантны для понимания физиологии и психологии человека. В этом смысле опыты на животных заводят нас в логическую ловушку. Если животные достаточно похожи на нас, чтобы использовать их в качестве подопытных, нужно принимать во внимание, что страдают они точно так же, как мы. Если животные настолько отличаются от нас, что не способны страдать и быть чем-то бо́льшим, чем просто «бездушная машина» по определению Декарта, тогда мы должны усомниться, насколько хороши животные в качестве подопытных.

Вдобавок ко всему, испытания на животных — это прибыльный бизнес, связанный с фармацевтической и научно-исследовательской отраслями [97]. К примеру, такие компании, как «Чарльз Ривер» (Charles River) и «Таконик» (Taconic) предоставляют специально выведенных или генетически модифицированных животных для проведения опытов. Они также выпускают «продукцию для животноводства», предназначенную для исследований и экспериментов. Компания «Чарльз Ривер» продаёт крыс и мышей, полученных при близкородственном и неродственном скрещивании, крыс в период лактации вместе с помётом, специально выведенных и модифицированных животных с особыми характеристиками, такими как ослабленная иммунная система, высокое артериальное давление и даже более высокая заболеваемость лейкемией [98]. Некоторые из этих крыс — в особенности постарше и покрупнее — продаются по цене от 70 долларов каждая [99]. Как пишет Франсион, «помимо прибыльного бизнеса по продаже животных, используемых в лабораториях, денежные потоки вливаются в отрасли, которые занимаются производством клеток и других приспособлений для размещения миллионов подопытных, ещё сотни миллионов долларов федеральных налогов ежегодно идут на гранты вивисекторам. Эксперименты на животных — это крупный бизнес» [100].

Тот факт, что опыты на животных настолько глубоко укоренены в промышленности и образовании, поможет понять, почему вивисекция институализировалась как часть научной и академической культуры, несмотря на справедливую критику. Как отмечает Марк Бернштейн в книге Without a Tear («Ни слезинки»), этот метод позволяет вивисекторам «доказать или опровергнуть любую теорию вообще» [101] посредством экстраполяции. Согласно теории Бернштейна, поскольку «на проведение теста влияет неопределённое число параметров, почти наверняка некоторые результаты, полученные неживотным методом, можно воспроизвести при помощи опытов на определённых животных в определённых условиях» [102]. Например, утверждает Бернштейн, мы можем доказать, что человеку лучше не употреблять лимонный сок, потому что он токсичен для кошек. Точно так же мы можем доказать, что пенициллин ядовит, потому что он за несколько дней убивает морских свинок. Кроме того, как отмечают исследователи Грики, с помощью тестов на животных можно доказать, что некоторые популярные и действенные препараты вообще не должны были попасть на прилавки, потому что у животных они вызывали негативные побочные эффекты. (В качестве примера Бернштейн приводит инсулин и дигиталис, которые успешно применяются для лечения человека.)

Бернштейн сравнивает практику вивисекторов экстраполировать исследования на животных с «фокусами» в духе иллюзионистов из Лас-Вегаса. В свою очередь, Франсион в книге Introduction to Animal Rights описывает красноречивую гипотетическую ситуацию, необходимую для понимания того, существует ли зависимость между опытами на животных и достижениями в медицине и других сферах, как утверждают сторонники вивисекции. Как пример он привёл автомеханика Джейн, которая надевает специальные перчатки всякий раз, когда работает с машинами. Когда ей удаётся решить определённую проблему, она считает, что своим успехом она обязана именно перчаткам, и в её голове возникает взаимосвязь между ними и результатом работы. По мнению Франсиона, причинно-следственная связь, которую установила автомеханик, может существовать на самом деле, но чтобы узнать, зависит ли успех от перчаток, Джейн нужно проделать ту же самую работу