Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [27]

Животные как наша собственность фактически играют роль производителей, не получающих вознаграждение за работу, в этом смысле они являются движимым имуществом. Эти отношения владения и имущественный статус животных имеют значение для извлечения из них прибыли — либо напрямую путём выращивания и продажи, либо методом эксплуатации с целью получения других товаров. Идея собственности, тем не менее, является центральной для производственного капитализма, как и понятие товара. Важно отметить, что эти явления работают бок о бок ради извлечения прибыли. Перед тем, как мы углубимся в вопрос прямого влияния данных процессов на животных, стоит рассмотреть, что такое на самом деле собственность и как она функционирует в отношениях капитала. В оставшейся части главы я проанализирую происхождение нашего господства над животными, которое позволило нам превратить их в свою собственность.

Собственность — это воровство

Французский анархист Пьер Жозеф Прудон, как известно, утверждал (к большому огорчению объективистов с томиками Айн Рэнд в руках), что «собственность — это воровство». Действительно, понимание собственности как воровства достаточно любопытно. В конце концов, почему собственность вообще должна считаться кражей? Разве большинство из нас не прилагало усилий, чтобы купить то, что у нас есть, сделать это своим? Как мои туфли, моё пальто и мой айпод могут быть украденными?

Хоты мы воспринимаем собственность лично, как нечто, чем мы обладаем, Прудон и другие теоретики анархизма, такие как Кропоткин, критиковали частную собственность иным образом. Они не выступали против нашего личного обладания вещами, их больше беспокоили эксплуатация трудящихся и контроль над средствами производства со стороны собственников. Частная собственность рассматривалась как инструмент сохранения этого господства, но, что более важно, Прудон и другие воспринимали её как своего рода воровство у рабочего со стороны капиталиста. Частная собственность содержит в себе скрытое коллективное богатство, которое не учитывается в системе производства и потребления, а само производство всегда подразумевает участие рабочего, создающего прибавочную стоимость посредством своего труда. Чтобы понять, как это всё происходит, вернёмся к примеру с айподом, который я упомянул во II главе.

Как и в случае с другими продуктами, в производстве айпода участвует очень много людей. Из-за способа организации производства, они, скорее всего, находятся в разных точках планеты, начиная от дизайнерских студий в Калифорнии, заканчивая заводами в Китае, и, возможно, где-то ещё между этими конечными точками. В процессе производства айпода каждый участник добавляет к конечному продукту ту или иную ценность посредством своей рабочей силы. Однако компания «Эппл» (Apple), управляющая процессом, должна платить рабочим, делающим айпод, меньше, чем она извлекла из труда конкретного рабочего. Здесь мы видим основной мотив капитализма — получение прибыли. Большинство из нас знает и принимает этот процесс как едва ли не единственный способ обеспечить удовлетворение потребностей и нужд общества, хотя на самом деле он — всего лишь один среди многих (хотя сейчас именно этот способ стал основным). Как бы то ни было, в случае с данной формой организации производства следует учитывать несколько моментов. Во-первых, без рабочих на сборочном конвейере не было бы айподов и, как следствие, прибыли у «Эппл». Рабочие в цехах создают ценности для «Эппл», при этом в конце концов они получают только малую часть этих ценностей, остальное забирает компания. Более того, за счёт перевода производства на аутсорсинг в страны третьего мира, «Эппл» может платить рабочим ещё меньше этой ценности, чем в странах глобального Севера. «Эппл», безусловно, полагается на рабочих при производстве айподов — а значит, и ценности — и, используя их реальный труд, возвращает себе больше средств, чем вкладывает. Эта разница между расходами на производство и отпускной ценой создаётся только за счёт использования рабочей силы. В этом смысле получается, что рабочие производят ценность, за которую не получают вознаграждения. Вместо этого эта добавочная стоимость, получаемая трудом, присваивается фирмой или инвестором, управляющим производством. В нашем обществе это считается вознаграждением за инвестиции. Если посмотреть на это с другой стороны, идея Прудона выходит на первый план: очевидно, что рабочие производят некоторую меру ценности, которая им не возвращается. Эта ценность переходит владельцу средств производства, хотя он сам её не создавал, он мог получить её только благодаря стратегии эксплуатации рабочей силы. Вместо того, чтобы стать общественным благом для рабочих, ценность становится частным благом инвестора через процесс, который очень похож на присвоение или, проще говоря, воровство.

Прудон полагал, что такие отношения собственности (помимо прочего) ведут к полному обнищанию общества. Они увековечили циклы страданий, в которых рабочие производят, но не получают полностью продукт своего труда, что заставляет их работать на кого-то ещё усерднее, чтобы получить нужные им вещи. Ведь для многих рабочих даже покупка продукта их труда представляется сложным или невозможным делом: в случае айпода рядовой китайский рабочий, собирающий плеер, вряд ли может позволить себе приобрести его.