Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных - [20]

Хотя производство яиц в клеточных батареях происходит в невообразимо жестоких для несушек условиях, не стоит считать, что производство яиц вне клеток и со свободным выгулом кардинально отличается от первого с точки зрения условий эксплуатации и страданий птиц. При иных методах производства так же используют принудительную линьку для увеличения производительности; так же применяют дебикирование; применяют те же методы умерщвления; и птицы так же находятся в рамках производства, где являются бесплатной рабочей силой, производящей ценности для людей. Проблема в самих отношениях господства людей над животными, и хотя некоторые формы господства «лучше» других, даже хорошая эксплуатация, в конце концов, остаётся просто эксплуатацией.

Как и другие товары в условиях современного капитализма, яйца можно сопоставить с другими продуктами обмена, и, по большому счёту, их производственные отношения утрачены для нас. Восстановление этих отношений поможет нам — как и в случае с выявлением отношений, стоящих за продуктами человеческого труда, — выявить и бороться с несправедливостью, неравенством сил и угнетением. И это — лишь один товар; похожие истории связаны с другими продуктами животного происхождения. Молоко — тоже продукт самок животных и связано с их производственными процессами — связано с той же историей с забиванием на мясо телят мужского пола. Когда молочные коровы «израсходованы» — а это происходит гораздо раньше их естественной смерти — из них делают гамбургеры. О какой бы связанной с животными индустрией ни шла речь, велика вероятность, что человеческое господство дало нам одержать верх над животными по причине корысти и желания использовать их труд и плоть. Хотя исследование каждой отрасли выходит за рамки этой книги, ежегодно только в США забивается 9 миллиардов животных [62]. За ту неделю, пока я писал эту главу, в США было убито 599 000 голов рогатого скота, а также 1,8 миллиона свиней и почти 50 000 ягнят [63]. Некоторые из этих животных производили товары и затем сами превратились в мясной продукт; другие были попросту изначально выращены как товары и закончили жизнь на бойне. Эти цифры не учитывают животных, убитых во время экспериментов или тестирования продуктов, морских обитателей, «ненужных» животных, усыплённых в приютах; животных, убитых охотниками и прочих многочисленных зверей, умерщвлённых ради человеческих целей.

Все эти смерти — крупный бизнес: в 2006 году розничная эквивалентная стоимость американской мясной промышленности составила 71 миллиард долларов, а годовое потребление мяса в США составило 12,7 миллиарда килограммов [64]. Американская «бройлерная» [65] индустрия имела розничную эквивалентную стоимость 41 миллиард долларов при экспорте в 2,4 миллиарда килограммов, стоимостью 1,9 миллиарда долларов [66].

Сложите все отрасли промышленности, связанные с эксплуатацией животных, и вы увидите, что из них извлекается значительная прибыль.

Вдобавок к тому, что этот вид производства вреден для животных, он также вреден и для людей, занятых в данной промышленности. Эти отношения человеческого господства так же скрыты под маской товарной формы. Работа на скотобойне принадлежит к числу наиболее опасных [67], и в этой сфере трудится много нелегальных иммигрантов. Много выходцев из бедных регионов США работают на скотобойне. Вирджил Батлер, бывший сотрудник компании «Тайсон» [68], одного из крупнейших игроков индустрии животноводства, начал ловить цыплят для забоя, когда ему было 14 лет, чтобы помочь своей семье [69]. Работая на «Тайсон» 10 лет на разных участках куриной бойни, Батлер выяснил, что сотрудников там считали «одноразовыми», а также трудился в сложных условиях, небезопасных для работников. Из-за скорости убойного «конвейера» рабочие часто рисковали порезаться, и Батлер говорит, что пораниться было не вопросом вероятности, а вопросом времени [70]. Учитывая рабочее время и требования к скорости производства, многие рабочие употребляли амфетамины, чтобы поспевать за конвейером. Наркотики — нередкое явление на бойне: люди, работающие на других предприятиях, рассказывают, что также использовали «спиды», чтобы не отставать [71].

Хотя проблемы забоя мелких животных не стоит недооценивать, убой крупного скота имеет ещё один фактор опасности в силу того, что животные весом от нескольких десятков до нескольких сотен килограммов прикованы цепями вверх ногами к кровавому конвейеру для разделки. Из-за той же производственной гонки многие животные во время убоя остаются в сознании, по крайней мере, частично, потому как недостаточно хорошо оглушены. Последствия плачевны и для животных, и для людей. В своей книге Slaughterhouse («Бойня») Гейл Айснитц исследует вопросы халатности и жестокости на американских скотобойнях, показывая через монологи рабочих, как эти проблемы проявляются в самой системе. Айснитц брала интервью у рабочих, свежевавших животных, которые всё ещё моргали, брыкались, мычали и визжали. Хотя это очевидно ужасно для животных, это также однозначно опасно и для людей, работающих рядом с коровами, весящими сотни килограммов, которые брыкаются и корчатся от боли в процессе убоя. Иногда животные срываются с цепей, на которых они подвешены, и падают на пол, лягаются или иначе вредят здоровью тех, кто работает на конвейере. Условия забоя свиней ничем не лучше, ведь первостепенная задача предприятия — чтобы конвейер не останавливался, чтобы повышалась прибыль. Интервью Айснитц, взятое у рабочего Эда Ван Винкла — печально известного в местных кругах сотрудника десяти разных предприятий — раскрывает глубину проблем на бойне свиней, ориентированной на получение прибыли: