Соучастница - [23]

Ирина бесцельно слонялась по комнате - так все хорошо было спланировано - вот сейчас, без десяти четыре, они бы с Таней уже ели ее вкусный салат, пили красное вино (обе любили) и болтали, болтали. Эта болтовня бы смывала муть, налет с Ирининых новых взглядов, в болтовне бы все уточнялось. Хотелось ведь и похвалить Татьяну за такую милую Марию, может быть даже дать ей себя же послушать (ведь она-то не знает, что ее записали). В четыре часа пять минут раздался телефонный звонок:

-Ирка! Я тут у Павла застряла,

Ирина хотела уже вспылить - опять этот Павел, из-за мужика пропадаешь, но Татьяна ее предупредила сдавленным голосом,

- Тут детки - Оля и Толя, близнецы, помнишь, я упоминала. Так вот, эта скотина лежит пьяный, за ними скоро приедут и я побегу. Ладно?

- Ладно. Ты-то как в эту ситуацию попала?

- Да сдуру доругаться забежала. Мораль... Да сама понимаешь...

- Только позвони, когда будешь выходить, а то мне к семи к родителям, у меня там ведь свои детки

- Я позвоню, если буду укладываться во время. Сама понимаешь, их не оставишь.

Ирина положила трубку в дурном расположении духа. Скорее всего Таня не вырвется. Уедут детки - проснется Павел и начнется все скучное и бесцельное. Может быть, поехать к родителям уже сейчас? Чего выжидать? Но Ирина чувствовала, что сейчас она еще не готова к разговору с Костей, к встрече с доверчивой и пока еще кроткой Катенькой. "Надо собраться, надо обрести какую-то ясность души". Ирина налила себе вина, выпила, глядя в зеркало, и вышла на лестничную клетку. Позвонила Васе. Вася вышел заспанный и вроде недовольный, но увидев Ирину, просиял, он всегда был рад ее поручениям и с готовностью стал ждать, что она скажет.

-Вася, пошли обедать. У меня уж стол накрыт.

Вася не стал спрашивать, почему сегодня такая честь, с радостью подтянул штаны, пригладил волосы, прикрыл свою дверь и пошел к Ирине. Обедали молча, Ирина только предлагала Васе, то соль, то перец. Для него она выставила недопитую когда-то давно водку. Вася с разговорами не навязывался, умел ценить просто присутствие приятного человека. В шесть выпили кофе, Татьяна, конечно, не позвонила.

-Врагов бы своих мне так знать, как я знаю, что происходит с друзьями моими", - произнесла Ирина вслух, закрывая за Васей дверь.

Телефон вообще молчал. Почему-то в этот день никому Ирина не вспомнилась, никто не захотел ее куда-нибудь пригласить, о чем-нибудь рассказать. Некоторое равновесие за время обеда с молчаливым и "светским" Васей Ирина обрела. "Теперь не так страшно", - думала она. Дело еще в том, что Ирина начала себя и чисто физически чувствовать некомфортно. Смерть Саши, саморазоблачение Славы, осознание совей роли, делали ее как бы меньше ростом, сгорбленнее, незаметней. "Я же пока не ангел! - я вовсе не хочу так самоукоряться. И других судить не хочу! Но и прощать всем и все не могу!"

Ирина входила в подъезд, в общем-то приготовившись к разговору с сыном. Встретила ее чем-то вроде бы раздосадованная Катя. Поцеловались.

--Что, Кекс, ты огорчена чем-то?

-Потом скажу, это о бабушке

. "Так, - подумала Ирина, - переходный же возраст, - бабушка что-то не разрешила и нервы".

-У нас, мам, знаешь, Костя уже два дня, его менты побили, Как я их ненавижу!

-А где все? - вдруг Ирина поняла, что в квартире как-то тихо, все остальные домочадцы не выползли в большую комнату.

-А-а, я об этом и хотела сказать. Бабушка поссорилась с дедом. Смертельно. Нашла какую-то записку у него в кармане случайно. В чем-то его упрекнула, а он закричал на нее. Представляешь? По-моему, мам, у них ревность

-Так где же они, Катюш?

-Бабушка первая ушла. Надела пальто новое, шляпку. Губы накрасила. Деду ничего не сказала больше. Меня поцеловала, а к Косте заходила, он у меня, в детской лежит, ты его спроси, он что-нибудь, наверное, понял. Ирина вздохнула.

-А дедушка где?

-А он, когда бабушка ушла, походил-походил по дому, трубку покурил, что-то такое ворчал, мне послышалось "Дура", тоже к Косте заглянул на минутку, оделся и тоже куда-то ушел. Я, мам, ничего не понимаю - они же не ссорились никогда... И потом, - Катя опустила глаза, - они же старенькие.

Ирина засмеялась и обняла Катю. Та была худенькая, длинненькая, с темно-русыми прямыми длинными волосами, милым умным личиком, похожая на свою бабку с отцовской стороны.

-Они, Катюш, тоже как маленькие - взяли и обиделись друг на друга.

. -Ты думаешь, они помирятся? - Катя сидела на коленях матери, длинные ноги свои сплела, руками обхватила ее за шею

-Конечно. У тебя-то самой как дела?

-Я тебе, мам, дневник дам. Там все про..., ну, ты знаешь... Ты у нас сегодня останешься?

-Конечно

-"Тогда мы с тобой в большой комнате вместе будем спать, у меня же там Костя!

-Чудесно, Кекс. Теперь я пойду к Косте зайду, ладно? А ты скоро увидишь в окно, как бабушка с дедушкой под ручку домой идут.

-Да-а? Ты уверена?

-Давай пари! Американка!

-Давай!

Они ударили по рукам, по детски, разбить было некому. Ирина успокаивала Катю и сама надеялась на лучший исход, но все же ее грызла тревога - она знала, в общем ,очень покладистый характер своей матери, знала и ценила ее юмор, намного меньше понимала отца - в нем была какая-то всегда уклончивость, прохладность. Ирина не всегда могла понять его высказывания, оценки людей - видимо, он принадлежал к непонятному ей мужскому типу. Но между собой они всегда ладили! И это было основой домашнего порядка, это было гарантией некоего порядка и в жизни Ирины и ее детей. Что же случилось? Вряд ли она когда-нибудь узнает. Катя сказала ревность. Домыслить-то можно, но зачем? Важно другое - на чем они примирятся - на чувстве ответственности за детей (это достойно, но по-человечески недостаточно) или все же на сохранности интимных и тонких эмоций. Они по-прежнему мужчина и женщина.