Соучастница - [21]

Ирина готовила обед. Все еще не разобранная сумка стояла в коридоре, вынутые из ящика счета лежали перед ней, напоминая о людях, которым она зачем-то звонила какое-то время назад. Сейчас ей странно, что она звонила в Тулу бывшей однокурснице, малознакомому поэту в Питер. Неприятно думать, что она была в тот миг не в себе и стремилась выплеснуть в телефонный разговор душу (это с Тулой), и получить какой-то знак внимания от поэта. Ирина морщилась и от лука и от недовольства собой. Вот уж поймешь тех, кто с похмелья с ужасом оглядывается на вчерашнее. Мораль - не осуди позвонившего тебе в ночи! Сама такая! На обед Ирина пригласила добрую знакомую Татьяну. Нестерпимо было полдня до поездки к родителям после всего пережитого и передуманного в поезде, после известия о Костиных бедах, находиться одной. С Татьяной у нее было связано одно странное приключение. Несколько лет назад они вместе ездили загород, купались, валялись на травке. Татьяна - крупная, громкоголосая, с крупными белыми зубами и всегда ярко одетая. Ей нужно было переодеться - апельсиновый купальник сменить на белый в мелкий яркий цветочек сарафан. "Сейчас вернусь", - и она исчезла за елочками. Ирина присела на пенек, отгоняя комаров папоротником, она на секунду задумалась - так ясно вспомнилось совсем другое озеро, зеленый пляж, костерок, консервная банка, в которой булькает чай... Блики закатного солнца в воде, ритмичные взмахи рук плывущего к ней человека. Очнувшись, Ирина поняла, что она уже довольно долго ждет Татьяну. Она встала, бросила папоротник, окликнула ее негромко, потом громче, приблизилась к елочкам, а потом и зашла за них... Никого... Никого и поблизости - зеленые лапы елок, листья деревьев. Ни белого, ни оранжевого пятна... Прождав на пеньке еще с полчаса, Ирина поехала на электричке домой одна. Не обиженная, пожалуй, озадаченная. Звонить Татьяне? Не звонить? Решила все же набрать ее номер. Сын сказал, что мама вернулась, переоделась и ушла с Павлом (возлюбленным) в театр... Никогда они об этом не говорили, встретились где-то в чьем-то доме, как всегда шумно, радостно - с поцелуями и вскриками: "Как ты хорошо выглядишь!" В обычной для них манере начали болтать взахлеб. Никаких объяснений... Ирина отложила это подальше, но все же иногда фыркала, представляя, как высокая статная Татьяна, пригибаясь и задерживая дыхание, таясь, крадется куда-то. Интересен не хвостик ситуации или поступка, а подоплека - зарождение плана. Или плана не было? Сиюминутный каприз - не хочу видеть Ирку, ехать с ней вместе. Не объясняться же? Ибо не хочу сейчас, сегодня, зачем же обгаживать вчера и завтра. Молодец, Татьяна! В сущности, наглядный урок психогигиены - отключенный вовремя телефон, ненаписанная записка, выходит лучше пьяных объяснений в любви или заявки на ссору... Татьяна к обеду в день приезда - это лучшее, что можно придумать. Будут смех, будут байки. Одну из них Ирина записала на магнитофон, болтовня ее, монологи от имени встреченных людей, предположения, часто просто уморительные - всегда развлекали Ирину. Вот этот монолог Марии (Татьяна давала урок в одном колоритном грузинском семействе) Ирина решила пока варит суп да делает салат послушать.

"Все зависит от того, во сколько к брату придет учитель шахмат. Мама разговорилась с ним в те страшные осенние дни, когда все взрослые выходили дежурить в подъезды. Тогда покуривая возле подъезда ,.мама разговорилась с этим Олегом Владимировичем, оказалось, он бывший инженер, сейчас служит в какой-то мелкой фирмочке, а вообще еще и шахматист - имеет разряд. Вот мама и загорелась пригласить его к Паше. Условились - 50 рублей урок. Ну что он себе на этот полтинник купит, а все же видимо, не лишние. Он несимпатичный - с тонким голосом, широкими плечами, в очках, а глаза всегда тоскливые. Неприятно смотреть. На нем всегда один и тот же пиджак в клетку - шахматный пиджак. Вообще , он вежливый и терпеливый, с Пашей нашим терпение необходимо. С определенного времени наличие этой шахматной "фигуры" в нашей квартире мне приходится учитывать. Брат возвращается из школы раньше (что меня не устраивает) и усаживается за доску готовиться к партии. А потом приходит педагог... У меня самой пять преподавателей, всех где-то надергала моя неугомонная мама. Музыка, вокал, языки и вышивка. С ума сойти - меня усадили за пяльцы! И пожилая Нелли Андриановна меня учит втыкать иголку и продергивать нитки и, главное, доводить дело до конца. Скоро будет готова диванная подушка деду на семидесятилетие. Я не против учиться - дома мне уютно, спокойно. Шура (мамина помощница по хозяйству) по маминому приказанию поит моих и Павликовых учителей кофе и подает пахлаву. Шура -беженка, но откуда - я не запомнила. Пахлаву ее мама научила делать... Дело в том, что мы отчасти грузины. То есть мы евреи, но грузинские. Отец купил эту квартиру, обставил и умер. Это было вскоре после того, как сгорела наша дача под Сухуми и бабушка чудом на каком-то корабле, чуть ли не босиком добралась до Тбилиси. Мама тогда даже чуть-чуть поседела. Я была мала, а Паши вообще тогда еще не было. Он - от отчима. Григорий Яковлевич - отчим год уж как в Израиле. Все нас зовет. А нам-то зачем? У мамы тут все: работа, отец ее старый, бабушка в Тбилиси квартиру бережет, с ней еще и вторая бабушка жила, папина мать, но как узнала, что папа в Москве умер, так тоже там, в Тбилиси, умерла. Да, много горя. Но и радость есть. Дед мой Иосиф и отец покойный - врачи известные, они что-то такое в свое время открыли в медицине, что их здесь академики носили на руках, поэтому они большую часть жили в Москве, а мы, женщины, в Тбилиси и на даче. Я к морю тогда очень привыкла, а теперь давно уже отвыкла. Но я еще маленькая, мама говорит, что у меня психика гибкая, не то что у нее. Хотя она веселая, вот опять замуж собирается. Вот об этом и речь. У нее свидания. У меня - свидания. А тут этот Пашин учитель. Ну как я могу Георгия принимать, если в гостиной мужчина посторонний. Мы, конечно, с Гошей в моей комнате сидим, музыку слушаем, я его кофе пою, но я же к его приходу одеваюсь нарядно, прическу делаю. И проходить мимо этого шахматиста и его взгляды ловить, нескромные взгляды, совсем не хочется. Бабушка (мамина мама) права, как никто: "Хоть и не виновата, а виновата", - это она о всяких неловких ситуациях, ну, когда случайно кого привлечешь. Значит , скромнее одеться надо было или глаза опустить. Что Георгий за мной ухаживает, мама знает, ну что в театр приглашает, на концерт и на роликах кататься в парк, а что у меня часто бывает, когда дома никого нет, не знает, то есть не знала, теперь-то или Паша расскажет или учитель обмолвится. Но к ней же тоже жених ходит - Шота Ираклиевич, музыкант. В Тбилиси они не были знакомы, а тут у кого-то встретились. Он нам подходит веселый, поет хорошо. Они с мамой у нее в комнате сидят, когда Паша в школе (он у нас в частной школе, там уроки целый день), а я с англичанкой или рукодельницей занимаюсь. Мама ему гадает, а он ей руку целует, я как-то видела, когда за словарем заходила , случайно. В общем, надо нам замуж. Ей уж скоро пятьдесят, а мне - 21... Хорошо, что дедушка не с нами живет, он строгий слишком. Григория Яковлевича, собственно, он и прогнал. Не нам чета - из какого-то Барнаула. Что хорошего: семья большая, культуры мало, только вот разве характер покладистый. Он вообще-то маме расписаться с ним не дал - только в синагоге обвенчал, чтобы Паша законным был. Здесь у нас вообще все запутано - бабушка грузинка крещеная (ее нянька покрестила), мама, как она говорит, одно время к йоге тяготела, до сих пор на голове стоять может, отец моего отца грузин, а бабушка покойная, та еврейка, верующая. Дед Иосиф он сам по себе, но в синагогу ходит. Меня и в церковь и в синагогу водили - показывали. Вот такие мы. А в Москве деда моего и отца - Якова все в свое время гордостью советской науки считали - русской советской науки.