Сотворение мира - [6]

Нет под горькой Звездою планеты мертвей!

А полынные ветки растут, обнимая

Деготь неба ночного! Котельных дымы!

И одна — бьет в окно мне!..

И я понимаю —

Что отречься у нас от сумы, от тюрьмы —

Невозможно…

ВИДЕНИЕ ПРАЗДНИКА. СТАРАЯ РОССИЯ

От звонниц летит лебедями да сойками

Малиновый звон — во истоптанный снег!..

Девчонкой скуластой, молодушкой бойкою

Гляжу я в зенит из-под сурьмленных век…

Небесный прибой синевой океанскою

Бьет в белые пристани бычьих церквей!

Зима, ты купчиха моя великанская,

Вишневки в граненую стопку налей!

Уж Сретенье минуло — льды его хрустнули! —

Святого Василья отпели ветра —

Румяная, масленая и капустная,

И зубы-орехи со сластью ядра —

В платке снеговейном, по коему розами —

Малина и мед, раки, окорока,

И свечи в приделах — багряными грозами,

Белуги, севрюги — кистями платка! —

В брусничном атласе, с лимонными бусами,

В браслетах и килечных, и сельдяных,

С торосами семги, с варенья турусами,

С цукатами тяжких серег золотых,

Со бронзой копчушек каспийских, поморских ли,

С застылыми слитками сливок густых,

С рассольными бочками, словно бы мордами

Веселых до глупости псов молодых, —

С гудками и крыльями райских раешников,

С аджикою плотницкого матерка,

С торчащими черными гривами — елками

Над холкой февральского Горбунка, —

Красавица! Радость моя незабвенная!..

Соболюшка!.. Черные звезды очей!..

В атласах сугробов святая Вселенная!..

Твой рыжий торговец, седой казначей,

Твой князь — из Юсуповых либо Нарышкиных,

Идущий вдоль рынка под ручку с княжной,

Монахиня, что из-под траура — пышкою,

В надменных усах офицер ледяной,

Два Саввы твоих — и Морозов и Мамонтов —

С корзинами, где жемчуга да икра —

Палитрою гения!.. — бархата мало вам?.. —

Вот — прямо в лицо!.. — осетров веера,

Глазастый бескостный изюм Елисеева,

Бурмистрова радуга звездной парчи,

Хвостами налимов — Сияние Севера!..

И — что там еще?.. —

о, молчи же, молчи,

Рыдай, припаявши ладонь узловатую

К забывшим кипение сбитня губам, —

Родная моя!.. Это Время проклятое.

Но Праздник я твой никому не отдам —

Прижму его крепко ко впалой, чахоточной

Груди, зацелую в уста и щеку! —

Пока не явился жандарм околоточный.

Пока не приставили дуло к виску.

ВИДЕНИЕ РАЯ

Уйди. Не стой со склянкой надо мной.

Я вижу, вижу драгоценный Рай земной —

В берилле неба — яблоки церквей!..

Летит в сугробы манна голубей!..

Павлина гладит стриженый Малец,

У Матери персты — в огнях колец,

Полынным сеном пахнет жаркий хлев,

И лижет ноги ей смиренный лев!..

Все пять хлебов уж муравьи едят…

Прекраснейшие женщины летят.

В зенита бирюзу, и груди их

Пылают сластью яблок наливных,

И на серебряных тарелках площадей —

Хурма, гранаты, — денег не жалей,

А денег нет!.. Сожгли!.. И даль светла,

И светят обнаженные тела

Кострами, и бенгальскими свечьми,

Лампадами, — о, счастье быть людьми…

Уйди!.. Я Рай впиваю наяву:

Озер сапфиры, детски нежную траву

И охристую ржавчину лесов

Осенних, и рубины туесов, —

Там дикая малина холодна,

Там ягодное счастие вина…

А солнца тел над лесом на закат

Превыше журавлей, крича, летят,

И затаил Малец дыханье: ох,

Гляди, павлин, — то золотой сполох!..

Там муж жену целует сотни лет —

Уста, запястья, в жемчугах браслет,

Снега ланит растают под рукой,

Живот застынет льдяною рекой,

Но дождь во чрево брызнет золотой

Подземной, поднебесной красотой!..

Так вот какая ты, любовь в Раю —

Тебя в лицо я, плача, узнаю…

А звезды там ручные!.. В зимний круг

Собьются — и берут огонь из рук:

Клешнястый Рак и бешеный Телец,

Баран — царь среди звездочек-овец,

Две Рыбы — Трилобит и Целакант,

И Скорпион — хвостатый музыкант,

И пылкий Лев, и льдистый Козерог —

Огонь едят и пьют!.. Огонь у ног,

Огонь в руках моих, — я их пасу,

Зверей родных, — во огненном лесу,

И я стою, охвачена кольцом

Огня! Лоб стянут огненым венцом!..

И горным хрусталем улыбки — рот:

Там человечья плоть в огне поет,

Там человечья плоть поет в земле!..

Там папоротник светит на стекле —

В мороз — цветком купальской радуги!..

Уйди.

Я Рай люблю. Я сплю с ним на груди.

Не суй во пересохшие уста

Мне снадобий, где соль и кислота.

Не хлопочи — с намоченным тряпьем

К виску. Мы все когда-нибудь умрем.

Я не хочу в подвальную юдоль.

В битье посуды. В водочную боль.

В больницы, где на лестницах лежат.

В плакатный красный яд и детский мат.

Уйди. Ступай обратно в черный Ад.

А я — в Раю. Мне нет пути назад.

УЛИЧНАЯ ЕЛЬ. НОВОГОДЬЕ

Черная, огрузлая, седая,

Побрякушками, лампадками увешана,

Как цыганка старая, гадает

Старикам насупленным, среброзубым женщинам:

— Дети ваши будут нюхать сладости,

Грызть рожки медовые!..

Будут жить они в любви и радости,

Позабыв столетие бредовое…

Машет ель руками черными.

На мулаточке игрушки — сладкими клубниками.

А ветра по площади просторные

Машут флагами над сморщенными ликами.

Машут флагами — еще багряными!

Отрывают жесть со крыш серебряных!..

А пойдут из магазина пьяные —

Выдохнут: «А ель-то… как царевна…»

И заплачут пьяные, и выпьют из-за пазухи,

И засунут снова под тулуп питье горячее:

Их сынки — в земле сырой. Им — праздник памяти!

Очи радугою слез горят, незрячие…

Ах ты, ель, ты черная, дородная.

Не маши ты им стеклярусом-подвесками.

Впереди еще — беда народная.

Впереди еще — жальба голодная.

Дай напялить нам наряды новомодные,