Сотниковцы. История партизанского отряда - [23]
После такого разъяснения вообще начинался хохот. Песни не утихали и после отправления поезда: «Катюша», «Три танкиста», «Тонкая рябина» – так и следовали одна за другой.
Ко мне подсел командир группы Новиков.
– Ну что, Федя, кажется, наши ребята решили сегодня отвести душу на месяц вперед.
– Да ведь, Иван Акимович, они прекрасно знают, что в гостях у фашистов не придется так веселиться.
А в вагоне тем временем звучала грозная «Клятва»:
В этой песне строчку, которая звучала так: «Запомнит враг советскую Псковщину», наши ленинградские партизаны переделали под себя.
Станция Хвойная, 1943 г.
А. И. Сотников приветствует делегацию Узбекской и Казахской ССР. Фото: Новгородский историко-архитектурный музей-заповедник
Так, с шутками и прибаутками, мы прибыли в Малую Вишеру. Отсюда нам предстояло пешком дойти до села Александровское, возле которого располагался один из фронтовых аэродромов. Путь в полтора десятка километров мы преодолели быстро, поскольку шли налегке, с одним оружием. Запас продовольствия и боеприпасов нам предстояло получить перед вылетом на аэродроме.
Высадка отряда
Хорошая погода, установившаяся в первой половине октября, сменилась дождливой и пасмурной. Мы ежедневно ходили на аэродром, чтобы узнать, когда сможем отправиться на задание. Но погода была нелетной, нам говорили ждать. И мы опять ждали, а небо все время хмурое и затянуто тучами.
В начале ноября наконец похолодало, дожди прекратились. Мы получили указание готовиться к полету. Высадка первых бойцов была проведена в ночь на 6 ноября, и с тех пор отряд стал высаживаться в тылу противника ежедневно, по 8-10 человек за ночь.
Высадка производилась в районе бывших хуторов Хлутно Батецкого района. Выбор места высадки был неслучаен. Эти места нам хорошо знакомы по походу в мае 1942 года, когда мы выполняли задание в районе станции Мойка. В большом лесу юго-западнее Хлутно мы проводили дневку. В следующий раз наш отряд был здесь в июне-июле, когда мы выходили из-под Мясного Бора.
В первые две ночи полеты прошли без происшествий. Но третья ночь принесла сразу две неприятности. У самолета У-2, который пилотировал Алексей Фомин, отказал мотор. Летчик сразу же дал команду двум парашютистам покинуть самолет. Они благополучно приземлились, а самолет упал на землю. Фомина с трудом вытащили из-под обломков, у него были сломаны руки и ноги. Но оказать ему помощь сейчас было некому, наша медсестра Аня Шибаева еще не прилетела. Тогда Комиссаров, Ремизов и другие бойцы соорудили из прутьев что-то наподобие шины и наложили Фомину на сломанные конечности.
Алексей Николаевич Фомин Иван
Васильевич Комиссаров
Иван Тарасович Цветков
Василий Степанович Козлов
Наш новый радист Иван Цветков связался с Большой землей и передал радиограмму о случившемся. С Большой земли тут же ответили: «В следующую ночь ждите самолета с посадкой, подберите площадку и сообщите условные сигналы».
Но, как говорится, беда не приходит одна. Перед рассветом должны были высадиться оставшиеся товарищи. На самолете, которым управлял летчик Михаил Базовкин, летел партизан из вновь прибывших в отряд. Выйдя на плоскость крыла по команде «Приготовиться!» и услышав команду «Пошел!», он как-то засуетился и, видимо, не надеясь на принудительное открытие парашюта, рванул за кольцо. Вытяжной парашютик был подхвачен воздушным потоком, и хвостовое оперение самолета мгновенно накрыло всем парашютом. Мы услышали резкий шум мотора: это летчик, дав форсированный газ, попытался как-то освободить самолет от парашюта. Но это ему не удалось, и самолет, спикировав, врезался в лес.
Группа партизан отправилась к месту падения самолета. Вскоре они вернулись и доложили, что доставили в лагерь летчика Базовкина, он жив, но ходить сам не может, самолет почти полностью разбился, парашютист погиб. Радисту во второй раз в эту ночь пришлось развернуть рацию и сообщить в штаб о случившемся.
В эти две ночи произошли и другие неприятности. Комиссар отряда М. Е. Павлов при приземлении вывихнул ногу. Она очень сильно распухла, сапог не надевался, голенище пришлось разрезать. Ходил он с большим трудом. А Миша Журавлев при высадке угодил на дерево, сухая верхушка которого попала ему под челюсть и выбила два зуба. Образовалась большая рваная рана, время от времени Журавлев сплевывал кровь, а вместе с ней и кусочки дерева. Я тоже приземлился неудачно, почти на прямые ноги, и тут же упал. В коленях ощущалась сильная боль. Сам идти не смог, и в лагерь меня притащили на руках Фокин и Рыжов.
Следующей ночью все с нетерпением ждали самолет, на котором намеревались отправить обратно летчика Фомина. До этого никто из нас не знал Фомина лично, но мы часто слышали о нем от партизан из других отрядов. Рассказывали, что в течение всего лета 1942 года многие отряды, находясь во вражеском тылу и испытывая нехватку в боеприпасах и продовольствии, получали помощь по воздуху с Большой земли. Летчики на самолетах У-2 в условиях белых ночей выполняли очень трудные задания по обеспечению партизан. И в этом особенно отличался Алексей Фомин. Прилетая во вражеский тыл, он быстро обнаруживал ждущих его партизан, сбрасывал груз и всегда на прощанье, приглушив мотор, кричал: «Фома!» Это было хорошо слышно на земле и звучало как дорогое приветствие от своих. И часто на вопрос, кто прилетал, партизаны отвечали с улыбкой: «Фома!»
