Сострадание к врагу - [63]

– Ничего хорошего. Он продолжает лежать и улыбаться. Он никогда не был таким. По-моему, у него что-то повредилось в голове. Да, это точно. Каким он был раньше?

– Строгим и надежным, – ответил Денисов. – Очень надежным. Если он что-то говорил, этому можно было доверять на все сто. Конечно, он был старомоден и вечно тыкал мне свои моральные принципы, насчет того, что люди, мол, разумные и справедливые существа. Ты знаешь, он ведь и к Бойду полез только поэтому. Он считал это своим моральным долгом.

– Он и меня спас тоже.

– Да. За что я ему буду до смерти благодарен. Но мы ужасно рисковали. И, между прочим, рискуем до сих пор. И на этой планете мы оказались только потому, что этот престарелый романтик, который сейчас валяется в траве, вспомнил о своем моральном долге.

– Не говори так, – возразила Йец.

– Нет, я его страшно уважаю, и все такое. Но никто другой не поступил бы так.

– А как бы поступил ты?

– Честно говоря, не знаю. Я не тот человек, который долго раздумывает или взвешивает всякие обстоятельства, – сказал Денисов. – Я привык действовать. И я действую так, как мне подскажет сердце. Пускай я ошибаюсь, но я не могу по-другому.

– За что тебя поперли из патруля? – спросила Йец. – Только честно.

– Честно? Ладно, расскажу. Понимаешь, однажды мы провисели в пустоте целых шесть месяцев, не видя никакой твердой почвы под ногами. И, представь себе, мы висим на орбите над такой планетой, куда в принципе, можно высадиться и отдохнуть. Устроить что-то вроде шашлыков на природе. Особо враждебной биосферы там не имелось, так, всякая мелочь. Шлюпка с шестью мужиками высаживается туда, чтобы расслабиться по полной программе. Выжигаем круг в двести метров радиусом, для того чтобы ни одна мразь не подползла незамеченной. И начинаем гулять. То есть, они это делают, а я дежурю вверху и жутко им завидую, потому что, по инструкции, кто-то должен остаться на корабле. Ребята разгулялись не на шутку, они даже отправились к морю, прямо на реактивной тяге, они выжигали такую здоровенную черную полосу, которая отлично была видна с орбиты. Я их предупредил, что по головке нас за это не погладят, а они меня только послали подальше.

– И что же было дальше?

– Они решили порыбачить. Стали глушить рыбу. И тогда из моря поднялась такая черная мразь, похожая на живую тину, подошла к ним со всех сторон сразу и всосала их вместе со шлюпкой, совершенно не обращая внимания ни на защитный экран, ни на плазменные пушки. Она убила их за две минуты. Может быть за три.

– И что с тобой сделали за это?

– Не за это. Мы не делали ничего такого, что было запрещено. Мы имели право высаживаться, производить исследования и все такое. Это был несчастный случай. Но, когда я увидел, что произошло с ними, я просто озверел. Я вскипятил все это море десятком ядерных зарядов, а потом начисто сжег весь континент. А когда явился наш командир и стал рассказывать, что я был не прав, и что за это можно загреметь под трибунал, я чуть было ни убил его тоже. Эта планета сожрала шестерых моих друзей, ты это понимаешь?

– Я понимаю, – сказала Йец. – Но на месте твоего командира я бы все же отдала тебя под трибунал. Ты только не обижайся.

* * *

После обеда Денисов решил отправиться в небольшую экспедицию, к лесу высоких деревьев, который виднелся неподалеку. Из оружия он взял с собой парализатор и плазмомет, который был очень надежен, но бил только на расстояние до пятнадцати метров. Плазма в струе была довольно холодной, чуть теплее обыкновенного огня. Плазмомет позволял мгновенно поджарить маленького хищника или хорошенько напугать большого. При правильной фокусировке луча плазма могла прорезать проходы в лесных зарослях.

Он устал, пока добрался до леса; идти сквозь высокую траву оказалось не так-то просто. Чем ближе к лесу, тем плотнее становилась трава. На ней появлялись какие-то усики, которыми один стебель намертво сцеплялся с другим. Все это здорово хватало за ноги; Денисов даже несколько раз упал по пути, не сумев вовремя вытащить ногу из сплетения стеблей. К счастью, травяное море редело и исчезало на опушке леса.

Хотя день был не слишком жарким, его рубашка стала совершенно мокрой на спине.

Он достал и настроил картографический зонд, затем выстрелил его в небо над головой. Зонд ушел с шипением, оставив за собой тонкую полоску пара. Эта штука поднимется километров на восемь, зависнет там на несколько секунд, прежде чем начнет падать. За эти секунды зонд успеет многократно сфотографировать местность в радиусе сорока или пятидесяти километров и передать информацию на корабль.

Передохнув, он поднялся и посмотрел на корабль, собираясь двинуться дальше. В этот момент ему показалось, что нечто движется в траве, быстрое и невидимое, скрытое от глаз плотной зеленой стеной. Но в следующую секунду он понял, что это был всего лишь порыв ветра, качнувший траву. Стебли были сплетены слишком прочно, чтобы пропустить что-нибудь крупное. Он вошел в лес.

Светлые гладкие стволы поднимались к небу на огромную высоту, метров на сто, не меньше. Видимо, древесина этих исполинов была очень прочной, потому что стволы в нижней части были не такими уж и толстыми, может быть, в два или три обхвата, не больше. Он подошел к дереву, достал нож и попробовал надрезать кору. Древесина очень напоминала слоновую кость, и цветом, и фактурой, и прочностью. Лезвие оставило лишь неглубокую канавку.