Соска - [7]
«Хотя и на отдыхе», — добавил он про себя.
— Я ведь тебя вычислю в пять секунд и тогда…
Степан вдруг осекся. На экранчике телефона действительно высветился номер. Вот только номер ему был хорошо знаком.
Лучше.
Джойс доел свой корм и процокал по линолеуму, чтобы вытереть брыли о Степанину штанину.
Тамара глянула через плечо, не переставая греметь чашками. Внезапная бледность мужа ей очень не понравилась.
— Что? — проартикулировала она одними губами. — ЧТО?
Степан накрыл трубку ладонью.
— Ты можешь закрыть форточку? — шепотом попросил. — Дует.
И в трубку:
— Вы что же это, находитесь у меня на работе, получается?
— Я нахожусь у себя на работе, — ответила трубка, делая акцент на «себя» и тоже переходя на «ты». — А вот что делаешь ты, дебил, у меня дома? Да еще и говорит моим голосом! Ты что, пародист-затейник? Предупреждаю, если с головы Велика упадет хоть один волос… Дай трубку Тамаре Александровне!
Еще лучше!
Розыгрыш затягивался.
На лбу у Степана проступила испарина. Он вытер ее краем майки и сказал в трубку:
— Если вы у меня на работе, то и Геннадий Сергеевич Полежаев там?
— Конечно.
— И вы можете передать ему трубку?
Степан услышал свой собственный голос, только приглушенный:
— Геннадий Сергеевич, можно вас на минутку? Тут такая штука приключилась… Я звоню домой. А мне какой-то мужик отвечает. Причем имитирует мой голос в совершенстве. Что делать? Я уже начинаю…
Совсем хорошо!
— Сейчас разберемся, — издалека пропищал бывший Степанин шеф. И в ухо, громче: — Алло?
Голос Полежаева невозможно спутать ни с одним другим. Да и имитации он, вероятно, не поддается. Слабый, очень тонкий, почти девичий. Кажется: попытайся он посильнее напрячь ту нежную струнку, которая голос такой выдает, не избежать беды — лопнет, порвется. Даже слова, которые он произносит, кажутся от этого маленькими, скомканными, несущественными. Такая вот у Геннадия Сергеевича особенность. И это при усах, звании майора и кулаках убийцы.
— Здравствуйте, Геннадий Сергеевич, — сказал Степан в трубку как можно увереннее. — Это я — Степа Свердлов. Он вас держит на прицеле, да? — И, переходя на шепот: — Если да, то спросите меня про погоду!
Трудно представить себе Полежаева с его усами и чувством юмора участвующим в розыгрыше по телефону.
— Ага, как же! Свердлов, да еще и Степан! Хорошая фамилия. А я вот Мао. Дзэдунов. Хе-хе. А еще у нас тут туман и ни фига не видать. А у вас?
Полежаев совершенно не умел острить и поэтому делал это беспрестанно.
— Свердлов Степан сейчас у меня в кабинете. — Тут Полежаев посерьезнел и попытался повысить голос — это было единственное, что у него получалось смешно. — Вы не в те игрушки играете, молодой человек. Вы хоть знаете, с кем вы сейчас имеете удовольствие общаться?
Степан живо представил себе майора, изобразившего на лице возмущение. Тот приподнимал широкие сухие плечи на манер кобры, а его контрреволюционные усы сами собой начинали топорщиться, как кошачий хвост.
Смешно. Дальше!
— Знаю!!! — неожиданно для самого себя рявкнул Степан в трубку.
В этот раз его проняло по-настоящему. Телефонный розыгрыш становился чересчур навязчивым.
«Чересчур навязчивый» — это плеоназм.
Джойс прижал уши и тоненько заскулил.
— Знаю, Геннадий Сергеевич, и лучше, чем вам кажется, знаю. Вам нужны доказательства? Пожалуйста. Могу продиктовать код вашего сейфа. Когда вы меня просили его запомнить на всякий случай в деле Растопова. Хотите? Три семерки, пэ-эф восемьдесят пят! Восемьдесят пять, как год рождения Лизы из семнадцатого кабинета. Или вам рассказать, почему Лиза внезапно уволилась в феврале? Ах, «не надо»! И мне кажется — не надо! А вот еще, забавно: сказать вам, почему вы червей на рынке не берете?
— Н…ну скажите… — пискнуло в трубке.
— Ты их, Гена, на рынке не берешь, потому что на них не клюет никогда. А не клюет на них, Гена, никогда, потому что вместо рыбалки ты зависаешь у Лизочки. А сказать тебе, почему ты усы не отстригаешь? Или хватит?
— Гм. Хватит.
А вот интересно, почему он усы не остригает?
— Не знаю, как вы это делаете, молодой человек, но… — Звук из трубки ужался до скрипа тараканьих крылышек. — Ваш голос действительно очень похож на голос Степана Афанасьевича, да и информация, которой вы владеете, весьма конфиденциальна… Загвоздка в том, что вы, то есть он, то есть Степан Афанасьевич, сейчас сидите прямо передо мной. Гм. Я тогда лучше… ему передаю трубку… вам, хорошо?
— Хорошо. Хотя подождите… Геннадий Сергеевич?
— Да, я слушаю.
— Геннадий Сергеевич, тот, кто у вас сейчас в кабинете, он — вовсе не я. Будьте начеку. Возможно, он опасен. Может быть, очень. Проверьте его, спросите про сейф, про Лизу, про червей. Будьте с ним предельно…
Договорить Степану не удалось. По-видимому, самозванец на другом конце провода вырвал трубку из рук Полежаева.
— Так, дебил, позови мне моего сына! Я должен убедиться, что Велька…
— Он чистит зубы. Тамара моет посуду А я одеваюсь. Через тридцать минут я буду в кабинете Полежаева. Стоит ли уточнять, что в твоих интересах…
— Ха! Жду. Ждем. Да ведь, Геннадий Сергеевич, мы ведь ждем? И не забудь надеть мои джинсы. Хотя, ой, загвоздочка, они уже на мне! Тогда знаешь что, захвати мой сотовый. А я тебя на него как раз и наберу.
Десять лет назад украинские врачи вынесли Юле приговор: к своему восемнадцатому дню рождения она должна умереть. Эта книга – своеобразный дневник-исповедь, где каждая строчка – не воображение автора, а события из ее жизни. История Юли приводит нас к тем дням, когда ей казалось – ничего не изменить, когда она не узнавала свое лицо и тело, а рыжие волосы отражались в зеркале фиолетовыми, за одну ночь изменив цвет… С удивительной откровенностью и оптимизмом, который в таких обстоятельствах кажется невероятным, Юля рассказывает, как заново училась любить жизнь и наслаждаться ею, что становится самым важным, когда рождаешься во второй раз.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Люси и Гейб познакомились на последнем курсе учебы в Колумбийском университете 11 сентября 2001 года. Этот роковой день навсегда изменит их жизнь. И Люси, и Гейб хотят сделать в жизни что-нибудь значительное, важное. Гейб мечтает стать фотожурналистом, а Люси – делать передачи для детей на телевидении. Через год они встречаются снова и понимают, что безумно любят друг друга. Возможно, они найдут смысл жизни друг в друге. Однако ни один не хочет поступиться своей карьерой. Гейб отправляется на Ближний Восток делать фоторепортажи из горячих точек, а Люси остается в Нью-Йорке.
Три женщины-писательницы из трех скандинавских стран рассказывают о судьбах своих соотечественниц и современниц. О кульминационном моменте в жизни женщины — рождении ребенка — говорится в романе Деи Триер Мёрк «Зимние дети». Мари Осмундсен в «Благих делах» повествует о проблемах совсем молодой женщины, едва вступившей в жизнь. Героиня Герды Антти («Земные заботы»), умудренная опытом мать и бабушка, философски осмысляет окружающий мир. Прочитав эту книгу, наши читательницы, да и читатели тоже, узнают много нового для себя о повседневной жизни наших «образцовых» северных соседей и, кроме того, убедятся, что их «там» и нас «здесь» часто волнуют одинаковые проблемы.
Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)