Соседский ребенок - [36]

– Знаю. – По сути, эта машина не Доминика, а его фирмы. Но он любит ее, как своего ребенка.

Он рассеянно целует меня и Дейзи, прежде чем сесть за руль изуродованной машины и захлопнуть дверцу. Он опускает стекло.

– Я, наверное, сегодня буду поздно.

– Поздно? – восклицаю я, стараясь не взорваться. – Как так? Ты и так перерабатываешь.

– Без тебя знаю.

– Они не могут требовать, чтобы ты задерживался допоздна. Они знают, что у тебя маленький ребенок.

– Послушай, мне не хочется волновать тебя, – говорит он, и от его слов я тут же начинаю волноваться, – но у нас в фирме ходят кое-какие слухи. Поговаривают, что компанию ждет поглощение.

– Поглощение? – Мне не нравится, как это прозвучало. – А что это значит?

– Говорят, что одна американская компания заинтересована в том, чтобы купить нас. Надеюсь, это только слухи. Но если это правда, я уверен, что моей должности ничего не грозит.

– Точно? – Мое сознание уже рисует картины. Без заработка Доминика нам конец. Придется продавать дом, урезать себя в расходах. Вероятно, придется уехать из Уимборна. В этом районе жизнь не из дешевых. – А почему ты мне раньше об этом не рассказывал?

– Не хотел тревожить тебя. Но именно поэтому я и задерживаюсь на работе.

– Что мы будем делать, если тебя сократят? – спрашиваю я, хотя знаю, что сейчас не время для подобного разговора.

– Не волнуйся, – отвечает он, просовывая руку в окно и беря меня за руку. – Пока я вкалываю и тем самым подтверждаю свою нужность, меня никто не сократит. Но я вынужден засиживаться допоздна. Не хочу, чтобы у них был хоть малейший повод избавиться от меня. Ясно?

– Ясно, – отвечаю я. Едва ли у него есть выбор.

– Позвоню тебе позже. Скажу точно, когда вернусь домой.

– Удачи с полицией, – говорю я.

– Спасибо. Люблю тебя. До встречи. – Он выпускает мою руку и закрывает окно.

Я смотрю, как он в клубах пыли едет прочь, и все мое тело наполняется тревогой.

Глава 16

Я захожу в дом и еще острее ощущаю свое одиночество. Впереди длинный, пустой день без какого-либо общения, если не считать мою дочурку с ее детским лепетом. Едва ли я это выдержу. Я закрываю за собой входную дверь и задумываюсь. Позвонить друзьям или родственникам, чтобы спастись от одиночества, – это не выход. Если я позвоню, это будет выглядеть капитуляцией. И послужит доказательством тому, что я не способна справиться с самой собой. А ведь я такой никогда не была. Обычно мне нравилось и оставаться наедине с собой, и общаться с другими людьми. Сейчас же собственное общество вызывает у меня отвращение, а когда я звоню другим людям, меня начинают мучить угрызения совести. Почему так происходит?

Полнейшая нелепость. Я прохожу на кухню, усаживаю Дейзи на ее стульчик и отключаю от зарядки свой мобильный. Пролистнув контакты, я нажимаю на кнопку вызова. На том конце успевает раздаться два гудка.

– Кирсти, дорогая! Как ты?

– Привет, мам. – Мой голос дрожит, и я ставлю преграду надвигающемуся потоку слез.

– Мы с папой волновались – от тебя давно не было новостей. У вас все в порядке, детка?

– Я хотела спросить, вы сегодня заняты? Как вы смотрите на то, чтобы заехать на обед? – Мне достаточно представить уютную компанию родителей, и у меня тут же поднимается настроение.

– Сегодня? – Пауза.

– Но только если вы не заняты, – добавляю, готовясь услышать, что они заняты.

– Ой, Кирсти, я бы с радостью, но мы с папой приглашены к Дереку и Марджори на поздний обед. Ну, ты знаешь Дерека, он с папиной старой работы. Хотя нет, думаю, ты с ними не знакома. В общем, мы давно приняли приглашение, и отказаться уже нельзя. Мы могли бы заглянуть к тебе попозже. После семи. Извини, что так, точнее сказать не могу. Марджори страшная болтушка. Иногда мне кажется, что ей не нужно мое присутствие в комнате, она способна сама по себе вести долгие беседы.

– Все в порядке, мам. Не переживай. – Я сглатываю слезы разочарования. – Желаю хорошо провести время. Только после семи – это поздновато. Я буду купать и укладывать Дейзи, и Доминик к этому времени придет с работы. Встретимся в другой день.

– Обязательно, дорогая. Позвони, когда у тебя выдастся свободный день. Мне пора – в доме страшный беспорядок, а мне еще все утро готовить обед. Я делаю чернушки по тому марокканскому рецепту, что так понравился Доминику, помнишь…

– Хорошо, мам, я рада за тебя. Не буду тебя задерживать, раз у тебя столько дел. – Я нажимаю кнопку отбоя. Я ненавижу себя за то, что закончила разговор с матерью, оборвав ее на полуслове, но я не могла продолжать, потому что расплакалась и не хотела, чтобы она услышала мои рыдания. Она обязательно спросила бы, в чем дело, и долгого разговора было бы не избежать. А я бы его не вынесла.

Надо выбираться из такого настроения. Когда я в последний раз плакала из-за того, что не увижу маму? Когда мне было лет десять, наверное.

Неожиданно я понимаю, что сегодня первый день нового семестра в школе. Если бы не была в отпуске по уходу, утром пошла бы на работу, встретилась бы с коллегами, узнала бы, сколько новеньких пришло в одиннадцатый и двенадцатый годы[8]. Хотя мне безумно нравится проводить время с Дейзи, я скучаю по школьной суете, по воздуху мастерской, который напоен причудливой смесью запахов скипидара, краски и с привкусом извести, глины. Да, конечно, преподавание – это огорчения и изнеможения, но это также радость и воздаяние. Я люблю своих учеников, и у меня хорошие отношения с большей частью преподавательского состава.