Соседи - [61]

Он взмахнул рукой, оркестр грянул «Марш энтузиастов».

Илья Муромец забил в свои громадные ладони, за ним стал аплодировать весь зал. Ребята, стоявшие на сцене, щурились от яркого света, сверкали вспышки магния. Илья Муромец сказал громко:

— Паша, гляди веселей, я неподалеку...

Все засмеялись.

— Где Паша? — спросил Валерик Илью Александровича.

— Вот, видишь, пятый справа.

Сыном Ильи Муромца оказался неожиданно щуплый, совсем не в отца, паренек, рыжеватый, с пышными кудрявыми волосами, которые, должно быть, невозможно было хорошенько пригладить щеткой.

— Увидел! — прогудел Илья Муромец. — Вот ведь какой. Кажется, совсем недавно я его на одном плече наверх поднимал, а теперь...

— Как? — спросил Илья Александрович, когда они вышли из проходной. — Понравилось тебе?

— Очень! — искренне ответил Валерик.

Высокий, массивный Илья Муромец обогнал их, на ходу кивнул Громову:

— Привет, тезка!

— Привет, — отозвался Илья Александрович. Как на душе-то? Отлегло?

Тот остановился:

— Спрашиваешь!

Илья Муромец помахал на прощанье рукой и помчался дальше, могучий, большой, но в то же время обладавший на диво быстрой и легкой походкой.

— Илья Александрович, как думаете, — спросил Валерик. — Может быть, мне стоило бы лучше пойти в ПТУ, а не учиться в школе? Я сегодня как поглядел на пэтэушников, так, знаете...

Валерик замялся на миг, Илья Александрович подсказал:

— Завидно стало?

— Ну не очень...

— А все-таки? Есть немного?

— Совсем немного.

Валерик вспомнил, как бабушка, бывало, говорила: «Если хочешь жить долго и хорошо, выполняй три условия: не завидуй, не ревнуй, не сердись, тогда и счастливый будешь, и проживешь долго».

Сама бабушка никогда никому не завидовала, редко сердилась, ну и что с того? Разве можно назвать ее счастливой, если последние свои годы ей суждено прожить в инвалидном доме?

— Мне хотелось бы поскорее зарабатывать, — сказал Валерик.

— Зачем тебе деньги? — спросил Илья Александрович.

— Я бы первым делом бабушку забрал из инвалидного дома, и мы стали бы с нею вместе жить...

— Тебе уже есть четырнадцать?

— Давно. Мне в феврале пятнадцать будет.

— А сам как считаешь, что для тебя лучше...

— Сам? — переспросил Валерик. — В том-то и дело, что не знаю... Был бы я начитанный и образованный, как Славка, я бы сразу все решил.

— Славка — это твой товарищ, тот самый, о котором ты рассказывал?

— Да, тот самый. Славка хочет быть журналистом, поступить в МГУ на факультет журналистики, а я до сих пор не пойму, кем мне следует быть, куда идти учиться и вообще, что было бы лучше — учиться в школе или пойти в ПТУ?

— Как я погляжу на тебя, ты вроде бы запутался, — заметил Илья Александрович.

— Кажется, да, — уныло согласился Валерик.

— Ладно, — строго приказал Громов. — Хватит! Нечего жаловаться, нам с тобой, мужикам, это не к лицу!

— А я не жалуюсь, — сказал Валерик.

— Вот и не надо! Мой совет тебе: учись, где учишься, только не филонь, не ленись.

— Хорошо, — согласился Валерик. — Вот закончу восьмой класс, тогда поглядим.

— Правильно!

В метро сильно стучали колеса, вагон мотало из стороны в сторону, разговаривать было трудно. Лишь тогда, когда они вылезли на «Арбатской» и пошли к своему переулку, Валерик снова начал:

— Знаете, о чем я думал всю дорогу?

— Не знаю, конечно.

— Я думал вот о чем: на огромной, невероятно большой планете живет очень много людей, около трех миллиардов, верно?

— Верно.

— И вот у каждого свои какие-то желания и мысли, и каждый считает, что он живет так, как нужно, как следует, что только так и можно, и нужно жить...

— Ну не все, конечно, так считают, — перебил Валерика Илья Александрович, однако Валерик, не слушая его, продолжал:

— Одни люди подличают, лгут, делают гадости, а другие хотят для всех только лишь одно хорошее и всем делают одно добро...

Валерик остановился, и Громов остановился вместе с ним:

— Что-то я тебя, мальчик, не пойму, о чем ты толкуешь?

Валерик взял Илью Александровича за руку.

— Я хочу, чтобы вы поняли меня.

— Понимаю, голубчик, одни люди на земле — сволочи, другие — хорошие. Вот краткое резюме твоих мыслей, разве не так?

Громов говорил серьезно, но глаза его смеялись.

— Вам смешно? — обиженно спросил Валерик. — Чем это я вас так насмешил?

Илья Александрович сжал плечо Валерика:

— Не обижайся, мальчик, я ведь не со зла, и нисколько мне не смешно, просто никак не могу уяснить себе, о чем это ты толкуешь?

— О том, что все люди живут по-разному, но каждому кажется, именно так и следует жить, так, как живет он. Наверно, подлецы тоже считают, что они хорошие, безупречные и совершенно довольны собой...

— Какой подлец, — резонно заметил Илья Александрович. — Иной вовсе недоволен собой...

Валерику вспомнился в этот миг Колбасюк, мысленно он увидел костлявое, похожее на череп лицо, впалые глаза, редкие, как бы приклеенные к черепу волосы.

— Не хочу, быть таким, как хиляк, — сказал Валерик. В этот момент он позабыл о своем спутнике, отвечая лишь собственным мыслям. — Никогда не буду таким!

— Не будешь, — согласился Илья Александрович. — Просто не сумеешь. Для того чтобы быть таким, как твой отчим, надо иметь другое психологическое строение, совершенно другие гены.