Соседи - [29]

Два дня Петр Иванович косил как ни в чем не бывало. Утром и вечером жег костер, спал около сосны под телегой. Лошадь ночью паслась, а днем больше стояла около дымокура.

На третий день Петр Иванович почувствовал что-то неладное. Кажется ему, что кто-то ходит вокруг покоса: то как будто ветка хлестанет, то сучок треснет… С ружьем за плечами косить не будешь, но кое-какие меры предосторожности Петр Иванович принял: зарядил ружье крупной картечью и положил на прокос, остальные патроны рассовал по карманам и принялся снова за работу. Машет косой Петр Иванович, поглядывает по сторонам, прокос у него широкий — вполкруга.

Во время отдыха делал вид, что чем-нибудь занят, а сам прислушивался и, поворачиваясь, успевал бросить быстрый взгляд то по сторонам покоса, окруженного таким густым лесом, что в нем никогда не было солнца. Ни одной птицы не было слышно в этом лесу.

В такой неприятной косьбе прошло полдня. Сначала Петр Иванович думал, что около покоса зверь ходит, и, скорее всего, медведь. Петр Иванович, хоть и рано еще было, отбил косу: все-таки металлические удары, испугается зверь. Только бросил он отбивать косу, затрещали сучья в другом месте. Петр Иванович взял сумку, висевшую в тени на березе, достал из-под свежескошенной травы бутылку с холодным чаем и стал обедать. Привалился к березе спиной, наворачивает ржаной хлеб с салом, запивает холодным чаем из бутылки и как будто нет ему никакого дела до того, что кто-то ходит около покоса.

Петр Иванович начал догадываться, что скрадывает его человек. Столько раз он точил бруском косу — звон слышно за километр, удары молотка, когда отбивал косу, еще сильнее, — зверь бы давно ушел.

Собрал Петр Иванович из рядка позавчерашней сухой травы, бросил под березу, лег на живот, и ружье рядом, только руку протянуть. Смотрит, из березняка выходит Алексей Зуйков, мужик с Грязнухи. За плечами — ружье. Лицо у Алексея красное, будто он только что из бани.

— Куда, Алексей Гаврилович, путь держишь? — поздоровавшись, спросил Петр Иванович.

Алексей молча снял ружье, поставил к березе. Движения медленные, как будто он обдумывает каждый свой шаг. Из кармана солдатских галифе, заправленных в дырявые сапоги, достал неполную бутылку самогона, сел, попросил у Петра Ивановича стакан или кружку. Петр Иванович подал кружку, разложил на газете хлеб, сало, огурцы и сел шагах в двух от Алексея. Алексей налил в кружку самогона, бутылку, чтобы не разлилась, долго вдавливал в траву.

— Далековато сел, Петр Иванович, — сказал он, установив бутылку. — Значит, не уважаешь меня!

— Я только что пообедал, — сказал Петр Иванович. Алексей подвинулся к нему вместе с закуской, бутылкой и кружкой. Долил кружку полнее и протянул Петру Ивановичу.

— Выпей.

— Я в жару не пью.

— Во всем, Петр Иванович, у тебя порядок. В выпивке — тоже.

— И тебя я сильно пьяным ни разу не видел.

— Это так, да что толку.

— А какой тебе толк нужен?

— Я вроде пьяным никогда не бываю и трезвым себя не помню. Так все, трали-вали.

Алексей некоторое время смотрел на самогон, похожий на мутноватую воду, осторожно переставил кружку поближе к Петру Ивановичу.

— К тебе иду, Петр Иванович.

— Ты уже пришел.

— Я еще утром пришел.

— Это ты ходил трещал валежником?

— Я.

— Заставил меня отбивать косу раньше времени! — Петр Иванович засмеялся.

— Как так?

— Я думал, медведь ходит.

— Медведь что, человека надо бояться.

— Я с тобой, Алексей, не согласен. Меня ты, конечно, не боишься, так же, как и я тебя.

— Как сказать… Я-то тебя не боюсь, а ты меня должен бояться.

— Ты не страшный, что тебя надо бояться. Бороду кудлатую постриги, надень новые сапоги, галифе можно эти оставить, и сойдешь за жениха первый сорт!

— Ты мне и невесту подыскал? — Алексей в упор смотрел на Петра Ивановича.

— Невесты сами прибегут, как увидят, что на тебе рубашка и сапоги новые!

— Все шутишь, Петр Иванович.

— Не все же время серьезным быть. Ты разве не знаешь, что смех — лекарство от всех болезней?!

— Правда, что ли? — не поверил Алексей. — А я думал, кто часто смеется, тот быстрее старится. Морщин-то прибавляется! Разве не так?

— Не-е-ет, наоборот!

— Живешь и не знаешь, что полезно, а что вредно, — мрачно произнес Алексей. — Выпил бы, Петр Иванович? Что ей стоять — выдыхается!

— Я люблю косить на свежую голову. В лесу человек должен быть трезвым.

— От стакана не опьянеешь.

— А во рту испортишь.

— Ну, тогда я выпью, Петр Иванович. Я, можно сказать, на твоем дне рождения присутствую.

— До моего дня рождения еще два месяца.

— А второй день рождения сегодня. Я тебя, Петр Иванович, должен был сегодня застрелить.

— За что? — Петр Иванович спросил так, будто его нисколько не задело то, что сказал Алексей. Не отвечая на вопрос, Алексей, отставив кружку с самогоном, продолжал:

— Два раза прицеливался… Похожу-похожу, прицелюсь — и не могу! Веселый ты мужик!

— А если б был не веселый?

— Наверно, застрелил бы.

— Не наговаривай на себя, никого бы ты не застрелил. Это тебя Чемизовы научили.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Сколько они тебе пообещали? — поинтересовался Петр Иванович.

— Пять тысяч и телку в придачу.

Не понять, отчего лицо у Алексея делается кислое, недовольное, — или оттого, что поддался на уговоры Чемизовых, или оттого, что они мало заплатили.