Сорок тысяч - [8]

Шрифт
Интервал

– Но…

– Говно! Если ты через час не свалишь отсюда, я тебе обещаю: твоя карьера закончится сегодня на столе для вскрытий в городском морге. Ясно?!

– Ты никогда не был таким.

– Каким? Злым? Акакого хрена мне лыбиться? Пошла собирать вещи, – и добавил: Тварь.

Подскочила. Замерла. Посмотрела исподлобья. Но не зло… А как-то ошеломленно-прибито… плечи упали. Развернулась и пошла.

Под окном коньяк. Срочно. Стакан. Не меньше. А то и два. Главное – не сорваться. О, да сегодня же пятница! И я два дня буду один здесь. На этом пепелище. С тенью мертвого пса и осколками жизни. Я сраный лузер. На фиг. Наливаю. С горочкой. И залпом.

Она заглянула на кухню.

– Ты не против, если я выберу себе фотографии.

– Против. Новых наснимаешь. Из них и выбирай. Эти – мои.

Развернулась. Ушла.

– Ты пьешь?

– Вот тебе, блядь, какое дело? Или мне вышивать сесть? Это, говорят, очень успокаивает.

Опять ушла… Наливаю второй, но поменьше. Вроде отпускает. Ну что, опять?

– Вызови мне, пожалуйста, такси.

– Нет. Звони своему Акакию Георгиновичу. Пусть он за тобой «кадиллак» пришлет. С мигалками. Или карету.

Пришла. Закурила. Поправила волосы. Смотрит себе на колено.

– Что? – это я уже спокоен, это уже тихо…

– Ты знаешь… может, если тебе станет легче. Ну, чтобы это не кончалось вот так. Ты очень много для меня значил… В общем, я хотела бы в последний раз… Ну… Пойдем в спальню, а?

Все. Это полный провал операции. Это шмурдяк разума. Клоака. Слова другого нет в голове.

Встал. Закурил. Подошел к окну. Полнолуние. Красота. И на улице тепло. Слышно, молодежь мучает гитару и район. И табак сладкий. И мир дерьмо и нелепость.

– Спасибо. Но я, пожалуй, пропущу. Давай я вынесу твои вещи на улицу. Одевайся.

Хватаем. Два чемодана. Быстро бегом вниз. Поскорее.

– Ключи от квартиры.

– Вот.

Сейчас заплачет.

– Надеюсь, ничего моего не прихватила?

– Глеб…

– Не произноси мое имя.

Схватила за шею. Полезла губами. Поцеловала таки. Оттолкнул.

– Ну, ты будешь по мне скучать? Ничего, если я тебе писать буду иногда?

– Пиши. Какая мне, в жопу, разница, что не читать. И вообще… иди ты на хуй, сука.

В подъезд. Наверх. Домой.

На кухонном столе кружка. С ее чаем. Ее кружка. Ее кружка с ее сраным чаем.

Открыл балкон и швырнул на асфальт. На мелкие осколки. Хватит.

Еще сто коньяка. Почту просмотрю завтра. Эсэмэска Андрюхе: «Как хочешь, а в 12 у меня». И спать. Это был хороший на урожай год. Дадим лозе отдохнуть. Гай тоже спит. И вот…

Утром первым делом принял ванну. Дважды. В перерыве поблевал и покурил. Затем пошел к студентам – соседям по площадке. Они снимали на пятерых совершенно пустую однушку. Спали на матрасах и вели себя относительно тихо.

Звонок. Открыл парень. Желтая майка. Сонные глаза.

– Тебя как зовут?

– Слава… А что? Мы вроде тихо…

– Не ссы. У нас акция. Помощь студенчеству. Буди своих архаров. Будем вас мебелировать. Жду у себя.

Через пятнадцать минут охреневшие от счастья студенты уже тащили к себе двуспальную кровать, а потом шкаф и ночной столик. Студенты кланялись и обещали щедро отблагодарить после сессии. Все оставшиеся Светкины шмотки я сложил в покрывало и вытащил на помойку.

В комнате не осталось ничего. Акромя Венеции.

В два приперся Андрюха.

– Пунктуален ты, брат…

– Ты не указал часовой пояс.

– Понятно. Спецодежда есть?

– Говно вопрос – купим. А что?

– Надо, понимаешь, подкрасить кое-что.

– Че те щас от меня надо? Говори – и дано те будет.

– Поехали в магазин. И у тебя это… плотник есть знакомый?

– Завхоз из клуба. Мужик пьющий, но рукастый.

– Тогда вперед.

Мы заехали в стройряд. Там я купил 6 банок черной краски, валики, кисточки и замок. Андрюха вызвал по телефону Потапыча (в свое время этот тип медвежатничал и имел несколько ходок за спиной, но возраст уже не тот, и помер бы он на помойке, не подбери его Андрюха), своего завхоза, который без лишних слов за двадцать минут и пол-литру врезал в дверь спальни замок.

После того, как Потапыч отбыл для распития прибылей, мы покрасили потолок, стены и пол в черный цвет. Даже батарею и окно. Висела только люстра с одной лампочкой. Но стены сжирали свет, так что получилась отличная пыточная.

– Андрюх, тебе не кажется странным то, что я делаю? Ты даже не спросил ничего.

– А что спрашивать? Каждый по-своему сходит с ума. А у тебя все логично – пошла темная полоса в жизни. И ты решил запереть ее в одной комнате. Вроде все понятно. Сегодня у меня переночуешь. Краской так воняет, что даже тараканы сегодня уйдут ночевать к соседям. Собирайся. Поедем в баню. Пожрем. А потом рисанемся по ночному городу

– На порт?

– Безусловно, коллега. «Роллинг Стоунз» и прочее. И фотик прихвати. Может сгодиться. На том и порешили. И сигаретка перед затяжным прыжком в сон.

Второй день

Это утро началось с обычных процедур. Протирание глаз. Растягивание затекшей ноги. Почесывание пуза. Стакан холодной кипяченой воды. Очень ускоряет процесс. Туалет со всеми вытекающими. И завтрак.

А потом кофе, ветки за окном. И первая за день сигарета. Сигарета – друг. Настоящий. Верный. Бросить друга – выше моих сил.

СИГАРЕТА

Первой была «Астра». В девять лет. Соседская девочка Валя. Тайное похищение сигареты из полупустой пачки ее отца и передача мне.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.