Сорок из Северного Далласа - [58]

Я смотрел, как Кларидж начал разбег для удара по мячу ногой. В середине разбега он внезапно остановился и схватился руками за колено. Когда он стал падать вперёд, набежавший Бобби Джо Патнэм изо всех сил ударил его головой в лицо.

Начался заключительный, четвёртый период. Мы проигрывали 14:17. Мяч был у хозяев поля. Им удалось потеснить нас, и, когда «Нью-Йорк» достиг линии девятнадцати ярдов, хозяева решили не рисковать и пробили мяч с игры. «Нью-Йорк» — 20, «Даллас» — 14.

Во время очередного рекламного перерыва я пробегал вдоль боковой линии. У скамейки, на которой лицом вниз лежал Кларидж, стояло несколько человек. Доктор указывал на подколенное сухожилие, которое он подверг местной анестезии во время перерыва.

— Смотрите. — сказал он, — Видите впадину? Туда входит четыре моих пальца. Тяжёлый разрыв сухожилия.

Я остановился рядом с Клариджем, присел на корточки и хотел сказать, что ничего страшного не случилось, что «Нью-Йорк» получил лишь три очка за удар с игры и что мы постараемся в предстоящей серии восстановить равновесие.

Кларидж повернулся ко мне лицом. Зрелище было ужасным. Его защитная сетка разлетелась на части от удара, лицо страшно распухло и было пурпурно-чёрного цвета. Нос был раздавлен и рассечён, раздвинут в стороны, как будто кто-то провёл по его переносице острой бритвой. Белый хрящ резко выделялся на фоне кровавой маски. Он попытался что-то сказать и захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта.

— Скорее подойдите сюда! — закричал я. — Да скорее же!

— А он не откусил себе язык? — Врач сунул палец в рот Клариджа и нащупал язык, убедившись, что тот не откусил его и не проглотил. — Его нужно в больницу.

— Что случилось? — спросил Б. А., заглядывая через спины и плечи.

— У него здорово разбито лицо, — сказал доктор. — Лучше бы отправить его в больницу.

— А-а, — отозвался тренер и снова повернулся к полю.

По доносящемуся шуму было ясно, что Америка вернулась в свои кресла, к своему пиву.

Максвелл и я медленно подошли к группе наших игроков у десятиярдовой линии.

— Господи, — сказал я, вспомнив лицо, так не похожее на Клариджа. — Ты видел, что с ним случилось?

— У меня нет времени заниматься ерундой, — ответил он усталым голосом. — Если это выше твоих сил… — Он побежал, так и не закончив фразы.

Собравшиеся игроки смертельно устали и ненавидели друг друга. Их боевой дух и настроение резко изменились по сравнению с первой половиной игры.

— Чёрт побери, Энди. Если уж тебе дали мяч, постарайся его не ронять.

— Не суй свой нос куда тебя не просят, Шмидт. Ты передай мяч, о себе я сам позабочусь.

— Хватит, успокойтесь, — раздался сердитый голос Максвелла. — Только я имею право разговаривать здесь.

Я посмотрел на окружающих меня измученных, избитых атлетов, покрытых синяками и кровоподтёками, которые уже начали беспокоиться о том, как им удастся объяснить свои ошибки в следующий вторник. Будет поистине чудом, если эти перепуганные, усталые, разозлённые друг на друга люди смогут подняться, не говоря уже о том, чтобы опередить, обмануть или оттеснить ни в чём не уступающих им игроков другой команды.

— О’кей, — скомандовал Максвелл. — Правый зиг. На счёт два.

Это был простой манёвр по центру. Джо-Боб почти сразу выскочил в аут. Мы отступили на пять ярдов.

— Джо-Боб, паршивый ублюдок, ты умеешь считать?

— Тебя забыл спросить, Шмидт. Кто-то умер, и ты стал начальником?

— Ещё раз говорю, кретины, заткнитесь, — завопил Максвелл. Футболисты замолчали. Максвелл обвёл взглядом их грязные, потные лица. Рана на переносице Джо-Боба снова открылась, и по щекам текла кровь. Казалось, он плачет кровавыми слезами.

— О’кей. Направо под защитника. На счёт три.

Максвелл планировал боковой пас между двумя защитниками за линией схватки. Мы начали его со своей половины, и главную роль играл наш защитник, ставящий заслон Дайеру, их крайнему в защите. Дайер миновал заслон и уложил Кроуфорда. Мы потеряли ещё два ярда.

— Что здесь происходит?! — крикнул Энди, поднимаясь на ноги и поправляя шлем, и пошёл обратно, выплёвывая изо рта траву и глину.

— Извини, Энди.

— Ну, извиню. Нам стало лучше?

— Хватит. Не лезь в бутылку…

— Ладно! — завопил разъярённый Максвелл. — Предупреждаю последний раз.

— Если бы эти недоноски умели играть, — Билл Шмидт, центральный защитник, продолжал своё. Поскольку он был «членом семьи» Конрада Хантера и работал в его фирме во время каникул, Шмидт считал себя чем-то вроде играющего тренера и главным в линиях атаки.

— Заткнись, Шмидт, — приказал Максвелл. — Ещё слово, и ты идёшь на скамейку.

— Сам заткнись, — огрызнулся Шмидт, глядя на трехчетвертного зверскими глазами.

Максвелл, поражённый, остановился, посмотрел на Шмидта и покачал головой. Размеренными шагами он подошёл к рефери и затем направился к скамейке.

Рефери объявил тайм-аут «Далласа». Игроки поснимали шлемы, чтобы вытереть лица. Делма Хадл широко улыбнулся и поднял большой палец. Внезапно я подумал о том, как странно выглядим мы со стороны. Люди платят по шесть долларов для того, чтобы наблюдать мечущихся в панике и злобе мышей.

Б. А. вышел на поле, навстречу Максвеллу. Ни тот ни другой не смотрели друг на друга. Максвелл отвернулся от тренера. Казалось, он разглядывает табло. Внезапно он повернулся кругом и ткнул пальцем в сторону тренера. Б. А. на мгновение опустил голову, затем кивнул и вернулся на скамейку.