Сорок из Северного Далласа - [57]

— Проклятье! — услышал я, пробегая рядом с ним и устремляясь к опускающемуся мячу.

В тот момент, когда Максвелл выпустил мяч, его опрокинули на землю с той стороны, нападения откуда он никак не ожидал. Пас получился не совсем удачным, на несколько ярдов ближе, чем я рассчитывал. Мне удалось резко повернуть к мячу, отскочившему от поверхности поля, захватить его правой рукой и упасть в зачётную зону, приземлившись на левое плечо и голову. Сидя, я посмотрел на судью. Убедившись, что он поднял руки, фиксируя взятие зачётного поля, я медленно поднялся и побежал к скамейке, где уже стоял улыбающийся Максвелл руками на бёдрах.

Б. А. оставит меня на поле до тех пор, пока я не начну ошибаться. Я постараюсь не дать ему такой возможности.

В течение следующего эпизода наша защита сдержала нападение хозяев поля, и после удачного перехвата мяча Делмой Хадлом мы получили право на удар с нашей тридцатипятиярдовой линии.

После рекламного перерыва мы снова выбежали на поле. Теперь Максвелл играл как Бог, перемежая свои пасы с прорывами, и завершил атаку великолепным пасом Хадлу. Наш полусредний выхватил мяч из рук Дэви Уэйта, правого защитника нью-йоркской команды, пробежал пятнадцать ярдов до зачётного поля и приземлил мяч. Мне тоже удалось сделать два перехвата, и я пробежал в первый раз восемь и во второй — пятнадцать ярдов. Последний перехват был трудным и завершился отличным прорывом между двумя защитниками хозяев поля. Оба мои перехвата привели к развитию атаки. У меня сегодня получалось буквально всё.

Мы отправились на перерыв при ничейном счёте 14:14.

Ящики для снаряжения были уставлены банками кока-колы и «Доктор Пеппер». Первые быстро исчезли. «Доктора Пеппера» пили только Максвелл, Джо-Боб и Медоуз.

Максвелл сел рядом со мной, держа в руках горящую сигарету и банку своего любимого напитка.

— Теперь мне нужно лишь луну в подарок, — произнёс он хриплым голосом. Его уверенность была заразительной.

Наши оборонительные линии собрались в углу раздевалки и обсуждали, как остановить прорывы Таркентона. За исключением его атак и действий ещё одного игрока, нападение хозяев поля было бессильно против нашей обороны.

Массажисты и врачи трудились изо всех сил, исправляя урон, нанесённый футболистам в первой половине. Сигаретный дым стал настолько густым, что было трудно дышать. Я принял ещё две таблетки кодеина.

Перерыв затянулся — Америка следила за тем, как Дик Буткус бреется сухой бритвой. На моих глазах Медоуз проглотил две таблетки, каждая по пятнадцать миллиграммов. Их действие начнётся не раньше последней четверти игры, и вполне возможно, только после её окончания.

Алан Кларидж лежал вниз лицом на столе. Доктор ощупывал его подколенное сухожилие. Отыскав образовавшийся узел, он взял шприц, глубоко всадил иглу в ногу Клариджа и впрыснул новокаин. Повторив операцию ещё дважды, он обезболил значительную часть сухожилия. Если Клариджу не повезёт и он снова растянет сухожилие, то, когда он заметит это, будет уже слишком поздно. Вполне возможно, однако, что ему удастся доиграть матч без дальнейших травм.

Судья сунул в дверь голову и предупредил, что осталось пять минут.

— Теперь послушайте меня, — сказал Б. А., выходя на середину раздевалки. — Сначала нам не повезло, но мы сумели перехватить инициативу, и теперь игра начинается с нуля. На этот раз подают они, так что давайте атаковать. На поле выходит тот же состав, который начинал матч.

Поскольку в первой половине была только одна замена, когда Гилла заменили мной, проще было бы сказать только нам. Но Б. А. не любил сантиментов.

Перекусив, зрители заполнили трибуны. Америка тоже благополучно, хотя и с некоторым замешательством, пережила серию реклам, появившихся на экране телевизоров благодаря щедрости компании «Си-би-эс». Похолодало, и тень от трибун стадиона резкой линией пересекла поле.

Третий период миновал незаметно. Я смотрел то на поле, то на часы, надеясь, что «Нью-Йорк» добьётся успеха и тогда я вступлю в игру. Тень неумолимо продвигалась по полю.

В самом конце третьего периода Кроуфорд выронил мяч и у меня улучшилось настроение. «Джайэнтс» достиг нашей линии тридцати пяти ярдов. Нам удалось оттеснить их на сорокаярдовую линию. Мяч, посланный их кикером, ударился о перекладину наших ворот и перепрыгнул её. «Нью-Йорк» — 17, «Даллас» — 14.

— Эллиот, — раздался знакомый голос.

Я направился к тренеру, всем своим видом выражая преданность команде.

— В следующей серии заменишь Гилла, — сказал он, не отрывая взгляда от поля.

— Хорошо, сэр, — ответил я, разыскивая Максвелла, чтобы обсудить, как нам спасти игру. Максвелл сидел на столике, разговаривая по телефону с тренером в ложе прессы. Его лицо было пепельно-серым. Закончив говорить, он с проклятием бросил трубку.

— Ты выходишь? — спросил он, тяжело дыша. Я кивнул.

— Отлично. Я хочу попробовать прорыв по другому флангу. А ты возьмёшь на себя Уитмэна.

Слова Максвелла погасили моё ликование. Меня пугала не опасность столкновения со стопятнадцатикилограммовым линейным, а страх, что я упущу его. Я решил, что единственный способ остановить Уитмэна будет кинуться на него головой вперёд. Я всегда считал этот метод самым надёжным. Я брошусь ему в ноги. Тогда ему никак не удастся увернуться. Опасность заключалась в том, что я не знал, куда он ударит меня — в голову, лицо, шею или по спине. Всё зависело от того, насколько рано он заметит меня и какие действия предпримет, чтобы избежать столкновения.