Сорок из Северного Далласа - [46]

Луна висела над нашими головами. Мы сидели в патио позади дома. Стало прохладно, и Шарлотта завернулась в большое индейское одеяло. Тарелки, оставшиеся после ужина, были сложены рядом.

— Я рада, что ты приехал, — сказала Шарлотта. — Мне хорошо с тобой.

Пока Шарлотта жарила бифштексы, мы с Дэвидом сидели, курили и говорили о Фуллере, Никсоне и предстоящем матче. Особого интереса эти темы у меня не вызывали, но помогали провести время.

После ужина Дэвид попрощался и отправился в свой домик поработать над каш ой.

Из темноты доносились ночные звуки — крик птицы, отдалённый лай собак, фырканье животных в близлежащих загонах. Было слышно, как в нескольких милях от нас хлопнула дверь автомобиля. Усилившийся ветер со странным свистом проносился через ветки и иглы огромной сосны, растущей недалеко от патио.

Я откинулся назад и улыбнулся небу. Оно было полно сверкающими, блистающими, всё время меняющимися точками света. Говорят, что невооружённым глазом видно не больше пяти тысяч звёзд. Сейчас передо мной было никак не меньше. Метеорит промчался в сторону Далласа и исчез в красно-зелёном сиянии.

— Господи, как здесь красиво! — вырвалось у меня. Я почувствовал, что Шарлотта повернулась и смотрит на меня. Я глубоко затянулся и посмотрел ей в глаза. — Можно, я останусь у тебя на ночь? — спросил я.

Закутавшись в одеяло, она улыбнулась, встала и пошла к дому.

Я лежал на животе, упёршись подбородком в подушку. Шарлотта кончила расчёсывать волосы, падающие на её голые плечи, подошла к кровати и легла рядом, опираясь рукой о мою спину. Я почувствовал тепло её ноги, прижавшейся к моей. Она легко провела ногтями по моей руке. По спине у меня пробежали мурашки. Она приподнялась, скользнула вдоль моей спины и поцеловала моё плечо, её твёрдые соски коснулись моих лопаток.

Мы двигались не торопясь, осторожно, иногда меняя положение. Время от времени мы останавливались и смотрели друг другу в широко раскрытые глаза. Я пытался предугадать высшую точку её наслаждения.

— О-о-о, — простонала она, задрожав, стиснув меня руками и пятками.

Когда всё кончилось, я испытал чувство одиночества и разочарования.

Я сидел в кровати, откинувшись на несколько высоких подушек. Голова Шарлотты лежала у меня на животе.

— Скажи, тебе здесь нравится? — раздался её голос.

— Очень. — Я старался не думать о предстоящем возвращении в Даллас и полёте в Нью-Йорк. — Мне хотелось бы остаться здесь навсегда. Я мог бы задумчиво бродить и помогать отрезать яйца всем в округе. Кроме Дэвида, конечно.

— Если ты переедешь сюда, — заметила она, — что будет с твоей футбольной карьерой?

— Ну уж и карьера. Но кому нужен чокнутый наркоман, слоняющийся по ранчо и бездельничающий?

— Мне. Это ранчо — если работать как следует — может приносить немалую прибыль.

— Да, здесь придётся потрудиться.

— Это должен решить ты сам. Мне страшно смотреть, что делает с тобой футбол. „Ты несчастный человек. Я знаю. Я была близка с тобой.

— Ты действительно хочешь, чтобы я жил здесь?

— Да. Если тебе не хочется, совсем не обязательно работать на ранчо. — Её голос звучал взволнованно и счастливо.

— Неужели ты хочешь жить со мной?

— Да, очень, — убеждённо сказала она. — У меня есть деньги. Ты — известный человек. Мы можем попробовать привыкнуть друг к другу. Это единственный способ выжить в этом безумном мире.

— То есть начать наверху и постепенно стремиться вниз?

— Что-то вроде этого. И если один из нас устанет от другого, он свободен.

Её логика поразила меня.

— Мне кажется, что у меня могут возникнуть по отношению к тебе по-настоящему тёплые чувства.

— И у меня тоже. — Она прижалась ко мне и положила голову мне на грудь.

Пятница

Утро было прохладным и бодрящим. Когда я подошёл к машине, мои ботинки намокли от росы. Осеннее солнце было необычно тёплым. Я направил машину к воротам. Шарлотта, стоявшая на ступеньках крыльца, махая мне рукой и говоря, что будет ждать меня, была прелестна. Я никак не мог победить предчувствие, подсказывающее мне не уезжать, остаться здесь прямо сейчас, выращивать скот и любоваться восходом солнца. Сначала, однако, мне нужно разобраться с Нью-Йорком, Сэтом Максвеллом, Б. А., Клинтоном Футом, Конрадом Хантером, страхом и самим собой. И тогда я вернусь сюда, чтобы больше не уезжать.

Я выехал на асфальт шоссе и помчался в сторону Самого Американского Города.

Я заехал домой, чтобы переодеться и взять самое необходимое, включая портативный проигрыватель.

В зале была толпа народа, пришедшего пожелать нам успеха.

В углу сидел Арт Хартман. Голова свисала ему на грудь, и серая шляпа, надвинутая на лоб, закрывала глаза.

— Арт? — сказал я, останавливаясь перед ним и заглядывая под поля его шляпы.

— Угу. — Его тело вздрогнуло.

— Арт?

— Ну? — Он чуть-чуть поднял голову и сдвинул шляпу на затылок. Он был небрит и смотрел на меня одним ужасным, воспалённым глазом.

— Боже мой, — невольно произнёс я. — Что случилось?

— Вчера вечером я провёл целую неделю с Максвеллом, — застонал он, пытаясь сесть попрямее. — Мы пошли в бар выпить пива и встретили там двух девок, — с трудом продолжал он. — Оказалось, что они замужем за парнями, работающими в ночную смену на заводе «Тексас Инструменте». Господи! Что за ночь! Ты только взгляни на это. — Он поднял шляпу и показал мне едва запёкшуюся рану с почтовую марку на середине лба.