Сорочья усадьба - [32]

На похоронах дедушки Хью хотел присутствовать вместе со мной. Впрочем, нет, разумеется, не со мной, но для меня. Я ему не позволила: было слишком рискованно. Не хотела видеть его там и не иметь возможности говорить с ним или брать его за руку, не хотела, чтобы родители видели нас вместе, не хотела потом отвечать на лишние вопросы. Они ведь знали, кто он такой, я рассказывала о нем и показывала его еще до того, как у нас с ним все началось. Но он знал, как близки мы были с дедушкой, и я была тронута тем, что он хотел сделать мне приятное. Тем не менее его отсутствие, в то время как все остальные родственники были с женами или кавалерами, уязвляло меня. Тогда я поняла, что с Хью всегда будет так, он всегда будет маячить где-то рядом, но целиком в мою жизнь так и не войдет, а меня это никак не устраивало.

Я налила вина и ему. Он взял стакан и пальчиком другой руки поиграл украшением на лифе платья, но я сделала шаг назад.

— Где ты его откопала? — спросил он. — Ты похожа на привидение, явившееся со старинной свадьбы.

— Ты думаешь, это платье подвенечное?

Он пожал плечами.

— А кто его знает?

— Я нашла его здесь, на чердаке. Не знаю, конечно, но мне кажется, что оно принадлежало женщине, которая когда-то здесь жила.

Он отхлебнул из стакана, все еще не спуская с платья глаз, видимо, пользуясь предлогом, чтобы смотреть на меня. А скорей всего, возможностью бесстыдно разглядывать мое тело.

— Ты сказала, что работаешь, или мне это послышалось? Впрочем, для тебя и это работа. Наверное, пытаешься перевоплотиться в своих персонажей. Сочиняешь варварские сюжеты про тех, кто давно уже отошел в мир иной?

— Ты все равно ничего не поймешь.

Я прошла мимо, слегка коснувшись его локтем, и он поплелся за мной в гостиную.

Мы уселись на диван и продолжали пить вино, до вечера еще было далеко, и казалось, что у нас каникулы и делать ничего не надо. Прежде мы никогда не оставались с ним в каком-нибудь доме совершенно одни, встречались в кабинетах, в домах, где жили другие люди, которые могли появиться в любое время, и я утратила бдительность. Хью подвинулся ко мне поближе, провел пальцами по моему декольте, по птичкам наколки, я ощутила головокружительную дрожь, каким-то ветром из головы выдуло все трезвые мысли. Он взял у меня стакан, не торопясь, осторожно поставил его на столик. Я закрыла глаза и уступила. Через секунду он уже целовал меня, гладил щеки, проводил по волосам, а я говорила себе, что это надо немедленно прекратить, но сил никаких не было. Впрочем, легкое отвращение я все-таки чувствовала, ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как я целовалась тут, на этом же диване, с Сэмом. Как по-разному от них пахло: от Сэма землей и ланолином, а от Хью только что вылезшей из принтера теплой бумагой. Территория была ему знакома, он знал, как надо меня ласкать, знал, что мне нравилось больше всего: сначала мягкие поглаживания с поцелуями, потом энергичней, еще энергичней, по мере того как разгоралась во мне кровь и вожделение охватывало все мое существо.

Мы не стеснялись издавать громкие звуки, они разлетались по всему дому, здесь нас никто не мог подслушать, и это раскрепощало, я совсем забыла о том, что ему не положено быть здесь, в Сорочьей усадьбе, на дедушкином диване, проникать в меня.

Я легла, уткнувшись лицом ему в грудь, а он губами мне в волосы. Перчатки сползли, но на мне все еще оставалось платье Доры. Мне было хорошо в этом платье, но я понимала, что так нельзя, что то, чем я занимаюсь сейчас, — мерзость. Я взяла себя в руки, выжидая момент, когда можно сказать себе: все, пора это дело кончать.

— Потрясающий дом, — пробормотал Хью. — Я и не знал, что он такой великолепный. Надо быть безумцем, чтобы выстроить посреди Новой Зеландии такой замок.

— Это не замок. Так, слегка смахивает.

— Ты что, думаешь, я смеюсь? Нет, мне он нравится, ей-богу, очень нравится. Но здесь чертовски холодно. И еще, посмотри на потолок, там такие пятна… он что, протекает? Тут нужен серьезный ремонт. В таком виде он практически нежилой.

Я села.

— Он хорош такой, какой есть.

Я ни слова не говорила ему про грядущий ремонт, и вот, пожалуйста, он тоже на их стороне.

— Но если он совсем развалится, какая будет потеря, ты представляешь?

Он взял меня за плечи и заглянул в глаза.

Я сбросила его руки.

— Тебе надо уйти.

— Ну, ладно, ладно. Не хочешь говорить об этом — не будем. Мне все равно надо возвращаться.

— Я не об этом. Я тебя бросила. Здесь тебя не должно быть.

— Ты что, это серьезно?

— Вполне. Черт побери, Хью, ты совсем не уважаешь меня? Являешься сюда, когда захочешь, и ждешь, что я вот так сразу упаду в твои объятия?

Он ухмыльнулся.

— Ага.

Потом обнял меня за талию и попытался снова втащить на себя.

Я уперлась руками ему в грудь и вскочила на ноги.

— Господи, ну какая же я идиотка! Уходи. Выметайся!

Я отвернулась, и взгляд мой случайно упал на окно. И вдруг я увидела в нем чью-то фигуру, которая тут же исчезла. Сердце мое так и прыгнуло.

— Черт возьми, ты это видел?

Хью тут же вскочил с дивана: должно быть, услышал нешуточный испуг в моем голосе и увидел мое лицо.

— В чем дело?