Сорочья усадьба - [34]

Дом окружен ухоженным садом, на фоне зеленой травы выделяются яркие пятна рано расцветших рододендронов. Экипаж подъезжает к дому, и на крыльце появляется сам мистер Коллинз в сопровождении двух слуг, которые забирают и уносят багаж Генри. А мистер Коллинз, явно возбужденный больше, чем обычно, протянув руку, устремляется навстречу.

— Из Англии прибыли ваши контейнеры, сэр, — говорит он. — Мне пришлось бороться со страшным искушением открыть их и посмотреть, что за чудеса вы с собой привезли!

Генри ничего не понимает.

— Кроме тех, что я привез с собой, — говорит он, — не должно быть никаких контейнеров.

Умильная улыбка исчезает с лица мистера Коллинза, он смотрит на Генри с сомнением.

— Но… уверяю вас, мистер Саммерс, они адресованы вам. Может быть, это ваш батюшка распорядился прислать их?

Ну, конечно, думает Генри. Это отец. Как он мог быть таким слепцом? Все это время он говорил себе, что он приехал сюда, чтобы собрать коллекцию и отвезти ее в Англию, где он собирается жить постоянно. Но что сказал ему в тот день отец? «И пока ты там остаешься, будешь продолжать получать деньги». Эти контейнеры — напоминание, что угроза отца — не пустые слова.

Он стоит у окна своей комнаты, из которой видно крыльцо дома и ведущую к нему длинную дорожку. Он ушел к себе рано, сославшись на головную боль. Ему надо побыть одному, смочить лицо и голову прохладной водой.

Глядя на уходящий вдаль пейзаж, он думает: «Смогу ли я жить здесь? Смогу ли я прожить здесь достойно?»

Нелепая мысль. Конечно, не сможет. Вдали от Королевского научного общества, от Европы, от друзей. Он не рожден для жизни в колонии; остаться навсегда в этой далекой стране, влачить здесь существование, тщетно мечтая снова вернуться домой. Да и как он вернется, огромный Тихий океан разделяет его с домом. Об этом не может быть и речи.

И все же, как он предполагает здесь жить? Отец обеспечивает его очень даже приличным содержанием. Без этих денег ему не прожить. Он пытается представить себя, низведенного до положения такого человека, как Шлау, например, набивающего чучела для местных второсортных музеев и отчаянно пытающегося продать образчики местной фауны и артефакты, которые он добыл таким путем, который, мягко говоря, не совсем согласуется с правилами морали. Пока у него порядочная коллекция, которая дает неплохой доход, но что будет, когда все это кончится? Как коллекционеру Генри отвратительна эта мысль — если он продаст коллекцию, то больше никогда не увидит этих сокровищ, не вспомнит об опасностях, которым подвергался, добывая их. Останется лишь полный карман звякающих монет. Только наколки напомнят ему обо всем, что было, только их у него никому не отнять.

Легким галопом к дому приближается лошадь. На ней женщина, она сидит в дамском седле и, подъехав ближе, резко останавливает животное и спрыгивает на землю. Даже отсюда видно, как раскраснелись от быстрой езды ее щечки; он замечает, что юбки ее — разделенные, как штаны — мокры, словно она только что переплыла верхом через протекающую поблизости речку. Выбегает слуга, чтобы взять повод и увести лошадь, но, махнув рукой, она отправляет его обратно, сама берет за повод и ведет животное на конюшню. Вытирает рукавом лоб. Проходит у него под самым окном, слишком близко, и Генри ее уже не видит.

Настроение сразу поднимается, но после долгого путешествия его вдруг охватывает усталость. Он ложится на мягкую кровать и засыпает.

За обедом он спрашивает о Доре, но, похоже, они с мистером и миссис Коллинз будут обедать без нее. Грустно, думает Генри, несмотря на веселую оживленность мистера Коллинза. Кажется, тот совсем недавно женился на этой застенчивой женщине, ей где-то тридцать с небольшим, в личике ее есть что-то воробьиное. Дора — его единственный ребенок, она никогда не знала матери, умершей во время родов. Генри думает, что новая миссис Коллинз еще вполне молода, чтобы подарить мужу детей, хотя трудно представить себе, что у них получится красивое потомство. Коллинз — лысеющий человек плотного телосложения, когда он улыбается, лицо его покрывается морщинами и становится похожим на печеную картофелину. Дора, должно быть, пошла в мать.

Разговор за столом заходит о контейнерах Генри и о том, что в них может лежать. Генри машинально отвечает на вопросы; он способен рассказывать истории о своих приключениях в любом обществе, и в Коллинзах находит внимательных и благодарных слушателей, но еще не успели принести сладкое, а он уже чуть не зевает. Как хочется поскорей посмотреть, что прислал ему отец; скорей всего, упаковал все, что было в кабинете Генри, — все его шкафы с диковинками, а может, лишь самое лучшее из коллекции, и в таком случае у Генри будет предлог вернуться. Но с контейнерами можно подождать и до утра.

— Ну, что вы решили, долго задержитесь в Новой Зеландии? — спрашивает мистер Коллинз.

Генри подозревает, что он хочет что-то разнюхать, может, чует какой-то скандал; все это дело с контейнерами и реакцией Генри на их посылку наверняка раззадорило старого сплетника.

— Сам еще не знаю, — отвечает Генри и делает еще один глоток вина.