Сорные травы - [15]

– Постой. – До меня только сейчас доперло, что эксперт вообще-то с ночной смены и давно должен был ехать домой. – Ты чего до сих пор здесь?

– Да с вызова возвращались. Этим, – он мотнул головой в сторону полицейской машины, – по рации еще один пришел. Давай, говорят, заглянем, все равно смена еще не кончилась. Заглянули, мать его! – Коллега сплюнул. – Вот только-только добрались, на дорогах кирдык, авария на аварии, пробки дикие. Домой пешком пойду. Документы только оформлю.

Я кивала, машинально поддакивая. Что за день такой?

– А тут что? Чего ручки трясутся?

И в самом деле. Надо же, не заметила.

– Да тоже веселуха с утра пораньше. Посетительница умерла.

– Бывают же деньки, м-мать… Хрен с ним, пошли работать.

Пошли работать. Что бы ни творилось вокруг, наше дело никуда от нас не денется – одним людям нужно узнавать причину смерти других. Хорошо это или плохо – не мне судить. Сейчас – просто отлично, можно работать и не думать. Еще плюс, что детские прозекторы есть, в соседнем крыле, и детские трупы на них. Конечно, скажи я про Кирюшу – подменили бы без проблем, а возможно, он бы просто ко мне не попал. И все же лучше так. Потом протокол почитаю, Аня же спросит.

Так, ладно, все фигня, кроме пчел, а рыдать на работе неприлично. Оставим до дома. А пока – самоубийца.

Как по мне, подростков с идеями «вот умру, буду в гробу лежать красивый, и все поймут, кого потеряли» нужно приводить к нам в приказном порядке. Чтобы убедились – смерть красивой не бывает. А заодно посмотрели, что сделают с их телом. На извлеченный и аккуратно разложенный органокомплекс, от языка до прямой кишки, на вынутый мозг. И не слишком эстетичный шов от горла до паха, остающийся после того, как внутренние органы вернут обратно и туда же, в брюшную полость, сложат мозги – чтобы не испортили похороны, вытекая из вскрытого черепа. Смерть – мой хлеб, а относиться к трупу как к объекту изучения студенты учатся еще на курсе анатомии. Но тех, кто ищет в ней эстетику, я бы собственноручно привязывала к секционному столу. Чтобы полюбовались, эстеты, тоже мне.

Что там у нас? Повешенный… Сам ли этот мужчина залез в петлю, или ему помогли, решать следователю. А мое дело – точно назвать причину смерти. И подробно описать все, что увидела. Чем я и занялась.

Я дописывала акт судебно-медицинской экспертизы, когда через плечо склонился коллега, дохнув свежим спиртом. Вопреки представлениям обывателей, на работе мы не пьянствуем. Ну, не чаще других. Праздники и дни рождения – дело святое. Впрочем, насколько мне известно, даже у офисного планктона принято проставляться по таким поводам. Спиртяга с утра, да еще и от Вадима, кафедрального сотрудника, который сейчас должен был этажом выше студентов строить, – не иначе как завтра красный снег пойдет.

– Что делаешь?

– Песни пою. Русские народные, – огрызнулась я. Терпеть не могу, когда за спиной стоят и через плечо заглядывают. Еще меньше люблю дурацкие вопросы. – Куда студентов своих дел?

– Домой отпустил. Все равно только четверть группы добралась, говорят, город встал полностью.

Странно. Пробки у нас, конечно, есть – где их нет. Правда, приезжие москвичи истерически смеются, слыша что-то вроде «ну, от сих до сих можно доехать за пятнадцать минут, а если пробка – то за час». Но чтобы весь город стоял?

– Шеф сказал, – продолжал Вадим, – пойти к тебе и вместе исследовать любой труп из сегодняшних скоропостижно скончавшихся.

– Вдвоем? Зачем?

– Затем, что есть приказ, который говорит: в случае сложности экспертного исследования…

– Про приказ посетителям втирай. Какая там сложность?

Он вытаращился на меня, словно на чудо-юдо.

– Ты где была все это время?

– Работала, если ты не заметил.

– А. Ну да. Ты работала, а мы тут так, мимо пробегали. Оторви голову от бумажек и посмотри по сторонам.

Это верно, когда я о чем-то думаю, ничего вокруг не вижу. Сколько обиженных знакомых пришлось утешать – мол, не специально мимо с каменной мордой прошла, просто задумалась, – не перечесть. Я огляделась. Присвистнула. То, что холодильников не хватает, – не новость, и трупы часто оставляют в секционном зале. Но столько? После десятидневных новогодне-алкогольных марафонов и то меньше бывает. Между столами, пожалуй, не пройдешь, не наступив.

– Пойдем, еще кое-что покажу.

Вадим деловито зашагал в соседнее крыло, где детские прозекторы работают. Игнорируя вопросы, подвел к двери трупохранилища. Что может быть такого сверхъестественного в холодильнике? Это только в ужастиках оттуда мертвецы вылезают, а у нас трупы тихие. Вадим распахнул дверь, изобразил галантно-дурашливый жест. Так, похоже, к спирту он не просто приложился. Я шагнула внутрь и вцепилась в косяк.

– Корвалол налить? – поинтересовался Вадим. Голос звучал как будто сквозь вату.

– Откуда столько?

Зрелище наводило на мысли о Вифлееме первого года нашей эры.

– Откуда… Соседний квартал, три садика и одна школа.

– Выброс, что ли, какой? Так и нас бы накрыло.

– Не знаю. Никто не знает. Я тут одним глазком в Интернет глянул – пишут, что дети до трех лет почти все, да и те, что постарше, – большая часть. Врут, наверное. На то он и Интернет, чтобы из мухи слона сделать. Но то, что много… – Он придержал меня под локоть, повторил: – Корвалол налить? У меня в кармане лежит.