Соперник Византии - [8]

- Что же ты меня не разбудил, дядька? - вдруг за спиной услышал Асмуд бодрый и звонкий голос Святослава. Асмуд поворотился и увидел воспитанника почти нагим, с ведром воды в руках. И не успел Асмуд отпрянуть от него, как поток холодной сверкающей жидкости не только обрушился на тело Святослава, но и щедро окатил и учителя.

- Вот и умылся, - глядя на хохочущего Святослава, улыбнулся Асмуд, - будь здрав, княже!

Ничего нет прекраснее молодого, тренированного, стройного мужского тела. Святослав был невысок, но в нем каждая часть тела, каждая мышца являли совершенное создание природы - все гляделось раздельно и все было едино. Стряхивая с себя капли воды, Асмуд осмыслил и довел до логичного конца свои сиюминутные упреки. А может быть, его ждет судьба великого Аристотеля, подумал он. Пора все свои записи, путевые заметки и карты, что постоянно он возит с собой, оставить в родовой крепости [14] ?И будто на лету поймав его мысли, одеваясь, Святослав спросил:

- Асмуд, ты говорил об Аристотеле, он что, был великим воином, раз учил Александра?

- Нет, нет, нет... - Асмуд уже привык к тому, что мысли учителя и ученика как бы качаются на одной волне, то расходясь, то сближаясь, заставляя его копаться в памяти и отвечать почти на все вопросы юноши. И это радовало его.

- Воинскому искусству Александра учил отец Филипп -ответил Асмуд. - Я тебе говорил, что Филипп был неисчерпаем в выдумках как в походах, так и за приятельским столом. Александр, конечно, многое перенял от отца, даже дружеские попойки ввел в порядок своей жизни, но не ради самого застолья, а ради беседы, где решались многие военные вопросы, в том числе и житейские. Приглашались ученые мужи, поэты, певцы, танцоры. А вот Аристотель учил его пониманию добра, эллинизму, то есть греческому образу жизни, культуре и искусству, сам Аристотель был неплохим поэтом. Он внушил Александру, что тот ведет свой род от Геракла, был такой греческий герой, сильный и мужественный, но прежде всего доблестный и добродетельный. Это считалось выше богатства и знатного происхождения. И еще одно вспомнилось мне нынче, что во времена Александра племя одно-славян вышло из Македонии и, пройдя далеко к северу, поселилось у Вендского моря, ныне Варяжского. И называлось оно бодричами. У них и знамя было Александра - Буцефал [15] и птица. Только вместо орла был сокол - Рарог. Тебе это ни о чем не говорит?

- Как же, когда ты чертил карту походов Германариха, ты называл множество славянских племен, там, я помню, были и бодричи, которых разгромил Генрих Датский, убил Годос-лава, а людей прогнал с их земли.

- А Рарог? Ты не догадываешься?

- Сокол? Нет.

- Так вот. Рерик, Рюрик, Рорик, Рурик - это Сокол. Сын Годлиба или Годослава с братьями Синеусом и Трувором.

- Это же мой дед, - воскликнул Святослав, - но он прозывался Рериком Ютландским, а не бодрическим.

- А каким ему еще быть, если он от императора Лотаря получил домен с городом Дурштед в Рюсландии и с народом, прозывавшимся рюск. Вот и призвали его в наши земли. Он женился на моей тетке Ефанде, и выходит, что мы с твоим отцом родичи, а ты мне племянник.

- Что же мать об этом ничего не сказала?

- Видимо, считала, что сам узнаешь.

- Ну и родословная. Выходит, мне теперь не хватает только Буцефала?

- Да... нет. Еще и разумения Александра.

Ветер усилился. Водила [16] крикнул, и поднялись паруса. Воины-гребцы убрали весла, сняли уключины и шумно принялись завтракать. Ладья набирала скорость.

5. Страва. Ладога - Невоград - Альдегьюборг

Сильный, степенный, со стальным отливом Волхов зигзагами подбирался к городу, который впитал в себя смешанное население: финнов, карелов, кобяков, славян и скандинавов. У одних он назывался Ладогой, у других Невоградом, у третьих Альдегьюборгом. Если бы не каменная крепость, что построил Олег Вещий, он, может быть, и не именовался бы градом, а просто поселением, но в основном здесь селились ремесленники. В граде все делалось на продажу: корабелы строили лодии, кузнецы ковали оружие и лошадей, стекольщики делали изумительные бусы, что продавались не только местному населению, но даже вывозились в мусульманские страны, золотари делали украшения с самоцветами; здесь была самая дешевая пушнина, рога оленей, но самым ценным были рыбьи бивни подземного чудовища [17] . Город жил своей жизнью, но ежедневно между Волховом и небольшой речкой Ладожкой, забитой плоскодонками, кипело торжище.

Еще с вечера бирючи кричали:

- Завтра страва по князю Олегу Вещему! Сильный и смелый, ходи к кургану! Покажи ловкость и умение. Князь Святослав набирает дружину!

И уже с утра люди потянулись гурьбой мимо каменной крепости к памятному кургану, где, по преданию, захоронен Каган, первый Великий князь Киевской Руси. На вершину холма никто не забирался, все знали, что там расположатся только что прибывшие из Киева молодой князь со своим дядькой. Служки уже огораживали место для поединков, и рядом грудой были положены деревянные мечи. Боевого оружия не было, хотя многие шли со своими тесаками и топориками, притороченными у пояса, но те, кто попытался бы попробовать свою силу в поединке, обязан был оставлять личное оружие за кругом.